Евгений маргулис дал эксклюзивное интервью иа атмосфера. Да нет, это русский блюз. Люблю устраивать сюрпризы

– Судя по всему, ваша карьера должна была быть совершенно ординарной. Родившись в семье инженера и учителя русского языка, вы пошли в мединститут, но стали рок-музыкантом. Как это произошло?

– Я никогда не скрываю, что мы – продукт советской власти. Для того чтобы заниматься чем-то любимым, необходимо получить высшее образование, причем неважно – какое. Просто быть кем-то. В результате половина моих знакомых стали не теми, кем предполагалось. Они заканчивали ближайшие к дому институты: какой-нибудь рыбный, к примеру. И мне моя бабушка говорила: сначала получи высшее образование, а потом работай хоть дворником. Считалось, что даже к дворнику с дипломом будет совершенно другое отношение. И на каком-то жизненном этапе мне нравилась медицина. Вот я туда и поступил.

Но многие медицинские работники закончили свою карьеру довольно рано. Из тех, с кем я там учился, всего шестеро моих близких друзей стали тем, кем хотели. И сейчас это известные врачи, лучшие представители нашей профессуры. В то время медицинское образование было гораздо лучше, чем сейчас.

– А вы сохранили какие-то знания?

– Уколы я до сих пор делать умею. Но последний раз этим пользовался несколько лет назад, когда делал укол собаке.

Конечно, что-то помню, но не вижу смысла этими знаниями пользоваться, потому что по любой медицинской проблеме мне есть кому позвонить. Это основное, что дал мне медицинский институт.

– Я знаю, что вы учились играть на скрипке, но тоже не закончили обучение. Почему ее-то забросили?

– Я уверен, что эти занятия были необходимы. Потому что для того, чтобы из ребенка что-то получилось, его необходимо нагружать: музыкой, спортом, другими занятиями. Но в моем случае это делалось для того, чтобы у родителей было время обратить внимание друг на друга. Чем больше ребенок был занят, тем больше у них времени. И это я тоже считаю правильным.

У меня двоюродная сестрица музыкант. Меня показали в музыкальной школе, где выяснилось, что у меня абсолютный слух…

В то время я жил с бабушкой, потому что мои родители то сходились, то расходились. (Моя мама была классической блондинкой с голубыми глазами. А папа был похож на меня, поэтому гармонии не получалось.) Бабушка не любила музыку, в какой-то момент она просто выкинула мою скрипку в окошко, и на моей скрипичной карьере был поставлен крест. Гитары же в то время не были популярны, поэтому я вернулся к музицированию только в 15 лет.

– А кем была ваша бабушка?

– Бабушка была очень интересная. Она была 1887 года рождения, умерла в 97 лет, еще Николая II видела. Очень любила внуков, сыновей и ненавидела музыку. У меня было ощущение, что она никогда не работала, была настоящей домохозяйкой.

– Даже странно, что еврейская бабушка выкинула скрипку. Скажите, а как воспитываются талантливые и уверенные дети? Все дело в какой-то особенной еврейской маме или бабушке?

– Талантливых и уверенных людей среди евреев не больше, чем в других нациях. Что касается еврейской мамы, то вот мой любимый анекдот на эту тему.

Мальчик гуляет во дворе. Слышит, мама зовет: «Моня, иди домой!» Он спрашивает: «Мама, я замерз и проголодался?»

Единственное, что действительно отличает любую еврейскую маму, – она всегда много времени уделяет ребенку и нагрузке на ребенка. В нашей конфессии принято, учась в школе, посещать еще какое-то заведение, музыкальную школу, спортивную.

– А как же из вас без музыкальной школы получился музыкант? Некоторые выпускники музыкальных школ сами выкидывают в окно свои скрипки и больше никогда этим не занимаются.

– В космос можно запустить даже собаку, что было доказано. А музыкальность либо есть, либо нет. Либо она тебя накрывает, либо не накрывает. Меня накрыло, потому что, во-первых, мне нравились «битлы», нравилось, как они играют, но я видел, насколько это отличается от того, что я слышал по радио и телевизору. И потом, девчонки больше обращали внимание на тех парней, которые играют на гитаре и поют дворовые песни. Поэтому мне необходимо было научиться играть на гитаре и петь дворовые песни, что я и сделал.

– А как?

– Слушал много, потом мне показали пару запрещенных аккордов. Наверное, во мне все-таки есть что-то музыкальное…

– Откуда вы знали о «битлах» и современной музыке? По радио ведь тогда передавали только ту музыку, которая вам не нравилась?

– Я учился в 150-й школе, которая славилась тем, что в ней учились дети шпионов и военных атташе. И когда я уезжал в пионерский лагерь «Снегири», они – в Японию, Америку, Зимбабве… Поэтому свежая музыка была всегда.

И это было то, что меня действительно интересовало. Самоучителей тогда не было, но мне кто-то что-то показывал. А лет в 16 я попал в оркестр народных инструментов, где год играл на домбре. Так что какие-то навыки у меня были, но остальное – либо есть, либо нет.

– Как родитель можете сказать, как сделать из ребенка музыканта?

– Это сложный вопрос, потому что мой сын не умеет играть на гитаре. Он в этом отношении пошел в бабушку, и то, что находится на шести или семи струнах, его вообще не волнует. Его интересует математика. Я пытался научить его играть, но этот бастион не был сломлен.

Хотя, если бы я был понастырнее, возможно, смог бы привить ему какую-то любовь к музыке. Потому что в какой-то момент он сказал, что хочет у костра играть мои песни. Половина народа не может научиться играть эти песни, а он хочет у костра! Я сказал ему, чтобы шел учиться, но нет, он хотел, чтобы я научил. А я уверен, что преподаватель должен быть преподавателем, а родитель – родителем. В противном случае я его точно убил бы.

Как математик, он с лету понял, что на свете есть 274 аккорда, понял, как строятся эти аккорды, куда идет музыка… И на этом всё, полностью потерял интерес.

Детям не надо мешать в выборе. У меня много примеров родителей, у которых дети, окончив музыкальную школу, неожиданно уходили, например, в кулинары. Не так важно, чем ребенок занимается, главное, чтобы у него была какая-то цель, чтобы было интересно. Если работа неинтересная, то и жизнь будет паршивая. А работа помимо денег должна приносить удовольствие.

– Вы недавно с женой отметили 32 года совместной жизни, а как же рок-н-ролл и все, что к нему прилагается? Мне кажется, он плохо совместим с крепкими семейными узами.

– Да, нас мало таких осталось… В семейной жизни необходимо быть терпеливым, потому что каждая последующая жена будет хуже предыдущей.

– Неужели 32 года назад это было для вас очевидным?

– Понимаете, до женитьбы я был весел и красив, я проверял. Ну а если серьезно, мне очень нравится, что мы до сих пор вместе, и до сих пор нам вместе интересно. Сейчас это редкость не только в нашей среде. Мне приятно, что мы с Аней такие «марсиане».

– Ваша жена по образованию психолог, вы уже тогда были музыкантом. Как вы встретились?

– Мы жили рядом. Даже провожая ее в другую сторону, можно было вернуться домой.

Да, по образованию она психолог, но не работает по профессии, только дает советы подругам. Но в этот момент я сбегаю и бросаю ее под танк девичьих историй.

– Скажите, что помогает сохранять семью?

– Очень важно разговаривать друг с другом. Потому что за это время в семье всякое было: и жили тяжело, и денег не было… Когда приезжал с гастролей, я в полной мере ощущал, насколько не прав, что не обратил внимание на первые зубы у ребенка. Но ничего, со временем притерся… И понял одно: главное – не перечить жене, она сама выговорится.

Мне кажется, самое важное в семье – проговаривать какие-то моменты, причем любые – в работе, внутрисемейных отношениях. Потому что ты сам не всегда можешь правильно оценить то, что происходит с тобой.

Еще помогает то, что мы оба люди искусства. Она занимается керамикой, рисует. А люди искусства всегда найдут общий язык.

– Семья не мешала вам заниматься творчеством?

– Нет, потому что я их не видел. (Смеется .) На самом деле, нет. Потому что семья – это тыл, это жизнь, одним словом даже не назвать. Сколько бы я ни гастролировал, мне всегда хотелось возвращаться домой, где меня ждали жена и ребенок.

В первый день лета по одной из улиц Москвы двигалась весьма разношерстная компания. Большой, неспортивного вида бородач в кипе и с цицит, миниатюрная девушка с большим рюкзаком и еще одна особа высокого роста, без рюкзака, но с раскаленным телефоном в руке. Да, это были мы - надежда и опора иудейской журналистики. Небезызвестный Шломо Полонский, фотограф Женя Потах и я, Оля Есаулова. Мы шли на встречу с Евгением Маргулисом, дабы взять у него интервью. У известного российского рок-музыканта, который, помимо всего прочего, еще и еврей. Итак, мы оказались в студии, высокие светлые стены которой увешаны экзотическими музыкальными инструментами, керамическими фигурками и какими-то доселе необычными изделиями из виниловых пластинок. В общем - очень атмосферно. Евгений Шулимович строго нас предупредил, что у него для нас ровно час. Я не возражала. Но, услышав за своей спиной восторженный шепот Шломо: «О, пластиночки», мне стало ясно, что сложиться все может совсем непредсказуемо… А пока, заняв удобную позицию в центре зала, мы начали беседу с маэстро.

Ольга Есаулова: Именно здесь, судя по всему, и проходят те самые «Квартирники у Маргулиса», которые транслирует телеканал «Че»?

Евгений Маргулис: Да, именно. Это самое подходящее место, которое мы смогли найти в Москве. Важно было сохранить атмосферу. Самим обставить все, иметь возможность приехать тогда, когда захотим. С клубами так не получится. Там столы, стулья, буфет этот, никому на фиг не нужный. Это уже не квартирник.

О. Е.: Как пришла идея создать проект?

Сама программа получилась довольно случайно, и мотивацией к ее созданию стало чувство ностальгии. Когда я был маленький, мы жили у метро «Аэропорт», которое всегда славилось тем, что там были кооперативы писателей, режиссеров, киношников и прочих. И, естественно, люди были обладателями квартир чуть больше, чем это было принято в советское время. На таких квартирах и случались квартирники. Так как все между собой были знакомы, я шести лет от роду попал на концерт Александра Галича, куда меня притащила двоюродная сестрица.

Шломо Полонский: Понравилось?

Мне было шесть лет. Пел он на «запрещенном русском языке».

Я не чикался на курсах, не зубрил сопромат,

Я вполне в научном мире личность лишняя. Но вот чего я усек:

Газированной водой торговал автомат,

За копейку - без сиропа, за три - с вишнею.

Я ничего не понял, но понравилось страшно. И знаете, он меня зацепил по-настоящему. Вообще я хочу сказать, что те вещи, которые поразили в детстве, идут с тобой всю жизнь. Также меня когда-то зацепили «Битлз», Галич, Владимир Трошин. Я до сих пор все это безумно люблю. Так вот, возвращаясь к проекту. Мне захотелось создать такую программу - воспоминания о квартирниках 70–80-х гг. Телеканал «Че» идею поддержал. Сегодня уже показано 28 передач, снято 44. Говорят, получается все успешно. Во всяком случае, меня начали узнавать охранники в «Ашане».

О. Е.: То есть наконец-то пришел успех?

- Да, наконец-то (смеется).

Ш. П.: По какому принципу вы выбираете выступающих?

- «Пожилых бойцов» мы, конечно, в первую очередь зовем, потому что они, скажем так, состоявшиеся и все это прошли. Тот же Боря Гребенщиков. Они с большим удовольствием в эту историю вписываются. Все по-честному, без компьютеров. Насколько ты хорош - докажи.

Ш. П.: А попасть можно? Это я так, любопытствую.

Можно, но сложно (улыбается). Сначала мы сделали закрытую группу в «Фейсбуке», но очень быстро там оказалось больше 1000 человек, и мы эту группу закрыли. Теперь тихушничаем: только сарафанное радио. Больше 50 человек в лофте - смерть. А так - комфортно, народ сидит, музыку слушает, виски пьет, получает удовольствие. Среди гостей в основном люди, которых пригласили артисты, либо я, либо канал «Че».

О. Е.: Вы выступаете в качестве ведущего квартирника?

Я такой talking head. Сам тоже выступаю, по желанию и обстоятельствам.

О. Е.: Молодые артисты тоже участвуют?

Я в принципе за молодежь. То есть, например, мы снимаем два концерта в день: первый - какой-нибудь старый перец типа меня, а второй пускай будет какая-нибудь «Айова». Другое дело, что мы поставлены в определенные рамки, потому что канал борется за рейтинги. В идеале хотелось бы, чтобы играл только тот, кто нравится мне, но есть еще люди, которые говорят: нет, это не пойдет. И это для меня, конечно, непросто. Я отвык, что надо мной стоит кто-то и решает. А сейчас приходится все согласовывать с телевизионным начальством.

О. Е.: Почему сложно работать с начальством? Тяжелый характер?

Проблема в другом. Я безусловная скотина в том, что занимаюсь только тем, что нравится мне. Если мне что-то не нравится, я этим не занимаюсь.

О. Е.: С этим ли связана частая смена коллективов?

Да, когда мне что-то надоедает и не приносит личное удовольствие, я ухожу. И деньги тут уже не играют роли.

Ш. П.: То есть вам просто становится скучно. И дело не в конфликтах?

А я вообще неконфликтный человек, достаточно толерантен ко всему. Когда я решил перейти на сольный проект, это мне было гораздо интереснее, чем коллективы, в которых я работал. В результате сольная карьера перетянула на себя абсолютно все. Были оставлены и «Машина времени», и «Воскресение», и я прекрасно себя чувствую по этому поводу.

О. Е.: Своими песнями и музыкой вы пытаетесь что-то донести до слушателя или сделать его, скажем, лучше?

Песни пишут для того, чтобы передать свои ощущения. А уж каждый воспринимает это в меру своей образованности, испорченности и иже с ними. Поэтому я просто делюсь своим отношением, а как это воспринято - вопрос к слушателю. Люди приходят тебя послушать, это значит, что ты им интересен. Если бы вы меня спросили, почему я хожу на концерты Эрика Клэптона, я бы ответил: просто потому, что мне нравится музыка Эрика Клэптона. И мне абсолютно все равно, меняет она мир или нет.

О. Е.: Было ли в жизни нечто такое, что стало переломным моментом в музыкальной карьере, задало направление?

Естественно. Первое нервное потрясение, конечно же, от «Битлз».

Ш. П.: О, Битлз! А какой песней они вас тогда сразили?

Это была песня Can’t buy my love, услышал по радио. Я помню, у нас был воскресный обед. Помню даже наш приемник - «Рига-6». И вот сидим мы, едим какую-то там картошку с селедкой, и тут звучит эта песня. И она меня по темечку как шарахнула! Просто по-настоящему шарахнула, не могу сказать иначе. Это был действительно переломный момент.

А поскольку мой школьный класс был очень непростой и школа у меня тоже была непростая, то со мной учились дети всяческих дипломатических работников. Если на каникулы я уезжал в пионерский лагерь «Холщевники», то они уезжали кто куда - в Америку, Танзанию. И первого сентября я приносил с собой комариные укусы, а они - пластиночки. Поэтому все, что выходило, всегда оказывалось у нас у первых. Мне тогда было восемь лет.

О. Е.: Вы в начале разговора сказали, что те вещи, которые цепляют в детстве, остаются с тобой на всю жизнь. Вы имели в виду музыку или вообще все?

Абсолютно все! И книжки какие-то, и просто детские ощущения. Я даже помню первую книжку, которую я прочитал. Она называлась «Артемка». Мне было четыре года. А возвращаясь к музыке, могу сказать, что музыка того периода меня не обламывает никакая: ни советская, ни антисоветская. Я могу слушать любую музыку начиная с 60-х годов. Когда путешествую где-нибудь за кордоном, где не работает, к счастью, наше радио, я обычно записываю флешку с подборкой советских песен часов на 15 и слушаю их с превеликим удовольствием.

Ш. П.: А когда вы вообще стали музыку писать? У вас есть музыкальное образование?

Когда я начинал, никакого отношения к музыке не имел.

О. Е.: Я помню историю о том, как ваша бабушка выкинула скрипку. Не задалось со скрипкой?

И правильно сделала. Это отличная история. Со скрипкой совсем не задалось. Гитару я взял в руки только для того, чтобы нравиться девчонкам. Было это в 15 лет, я быстро научился играть и стал героем двора. Естественно, я никогда не помышлял о том, что стану музыкантом. Само как-то так вышло.

О. Е.: Вы учились на врача, стали музыкантом. А кем еще хотелось стать в детстве?

О, там было много всего. Пожарный, таксист, космонавт…

Ш. П.: …Водитель катка?

О. Е.: Шломо, я так понимаю, это что-то из твоего, нереализованного?

Нет, водителем катка я быть точно не хотел (смеется). Я жил недалеко от Музея космонавтики. Естественно, хотел стать космонавтом. Потом приоритеты стали меняться, мне ужасно нравились машины такси с зелеными глазками. И да, пожарным. Мне казалось, что это очень волнительно и что мне очень идет красный костюм.

О. Е.: Были попытки вернуться в медицинский. Зачем? Были сомнения в призвании?

На самом деле это чисто бабушкина история. Заниматься ты можешь чем угодно, но должен получить высшее медицинское образование. Это самая востребованная профессия в тюрьме, а тебя точно посадят за все, что ты делаешь.

О. Е.: Что же вы делали такого?

74-й год, я косматый, у меня рок-н-ролл… Для бабушки этого было достаточно. А бросил медициной заниматься в общем-то потому, что у нас были концерты, я на лекции не ходил. И последнее, что меня окончательно добило, это когда на практике в роддоме были какие-то тяжелые роды, а я вернулся только в семь утра, мы всю ночь играли и пили. Около этого ложа меня и накрыло, я грохнулся в обморок. Причем точно не от увиденного, я все же в морге работал уже на тот момент и не особо был впечатлительным. Тогда я понял, что все, нужно уходить.

О. Е.: Не первый раз слышу, что многие успешные люди начинали свою карьеру в морге. Это что, хороший старт?

Да уж, наверное (смеется). Кстати, Билли Новик (Billy’s Band) - бывший патологоанатом.

Ш. П.: А давайте вернемся к детству. Я понял, что хорошей музыки в нем было выше крыши. А что было еврейского?

Бабушка. Именно она в нашей семье соблюдала какие-то традиции. Белла Баруховна ходила в синагогу на Архипова, а мы, конечно, уже были рожденные в Москве и совсем светские. Я помню историю, какой же это был год? Наверное, где-то начало 60-х. В Москву приезжала израильская команда играть то ли в баскетбол, то ли в волейбол, и наши братья евреи выиграли. Бабушка вскочила и орала как резаная: «Наши! Наши!»

Ш. П.: Я вот знаю, что некоторых из «наших» в те времена смущало их происхождение, другие считали, что оно им мешает. Лично мне мое еврейство не делало ни тепло, ни холодно. Ваше отношение каким было?

Я никогда не скрывал, что я еврей. Тем более что у меня это написано на лице. Украшайся длинными волосами не украшайся, стригись наголо - породу не скроешь.

О. Е.: И ваше отношение к своему еврейству не менялось со временем?

Я как был евреем, так им и остаюсь. Как к этому может меняться отношение? Это данность.

Ш. П.: А как вы понимаете свое еврейство?

Просто я всегда чувствовал принадлежность к нашей замечательной еврейской нации, к народу.

О. Е.: Но что-то отличает нас от остальных?

Сейчас, с высоты своего возраста, я могу ответить: очень хороший ум, хорошая аналитика. Но надо сказать, что если среди нас попадаются идиоты, то идиоты тоже самые выдающиеся.

Ш. П.: Как мне сказал один раввин, если еврей сволочь, то он исключительная сволочь.

О. Е.: То есть троечников-середнячков нет?

- Вот именно. Моя бабушка шутила, что таких евреев обычно называют «одиннадцатый». Десять нормальных, а одиннадцатый - ну полный идиот.

О. Е.: Сейчас в Москве еврейская жизнь проходит очень активно. Вы частый гость еврейских тусовок?

- Нет, далеко не везде появляюсь. На самом деле, по мере возможностей. Если я в Москве, ничем не занят, то почему бы не прийти, не повидаться со своими друзьями, которых я давно не видел? Каждый же занят своим делом, у всех не хватает времени.

Ш. П.: Мероприятия, на которые вы ходите, больше культурные или вас на религиозные тоже приглашают?

На религиозные, по-моему, меня не звали еще ни разу. Хотя, подождите, вроде были…

О. Е.: Это такие мероприятия, где много мужчин, похожих на коллегу Полонского.

Да, да, звали, звали. Но не довелось.

О. Е.: Какое у вас отношение к религии?

Нас всех делали атеистами. На самом деле я не люблю людей, которые распространяются об отношении к Б-гу. Ужасно не люблю. Мне кажется, что это должно быть глубоко в тебе. Зачем об этом говорить? Тут по аналогии с политикой - разговор о политике должен вестись людьми, которые понимают, о чем говорят. Это должен быть узкий круг людей. Вообще очень интересно, что многие бывшие наркоманы и алкоголики или сидевшие, например, становятся религиозными фанатиками. Очень многие из нашего брата, которые соскочили со всяких глупостей, превратились, конечно, совершенно в других людей.

Я же считаю, что если ты медийное лицо и тебя показывают где-то, и у тебя берут интервью, которое, я надеюсь, прочитает больше пяти человек…

О. Е.: Пять мы вам гарантируем, это наш штат.

Отлично (смеется ). Вот поэтому я всегда тактично ухожу от этого вопроса, особенно в интервью.

О. Е.: Как вы относитесь к Израилю? Чувствуете ли Святую землю домом?

В некотором плане да. Хотя, конечно, количество евреев зашкаливает (улыбается).

Ш. П.: Знаете, мне в начале 90-х в Израиле довелось ехать в машине с Зиновием Гердтом на его концерт. Мы вышли около какого-то дома культуры. И тут какая-то женщина, увидев Гердта, кому-то начала кричать громко: «Тамара! Давай сюда! Он уже здесь!» И Гердт такой, тихонечко, в сторону: «Жидов много здесь, конечно, много…»

Вот-вот…Я последний раз был в Израиле с концертом года четыре назад и понял, что лучше буду играть в России. Вот все там на уровне Московской областной филармонии 1975 года. Едем с устроителем концерта, а он не знает, где концерт. У него написано какое-то дацзыбао, он ничего там не понимает, его брат сидит сзади. Он говорит: «Боря, ты знаешь, где дорога, куда мы едем?» Он говорит: «Нет, не знаю. Позвони папе». Он звонит папе, папа тоже не знает: «Роза сказала, знает…» Ужас, в общем.

О. Е.: А вы вообще туда часто ездите? Отдыхать, скажем.

Отдыхать - нет. Отдыхать есть места похолоднее. На самом деле больше всего я люблю Испанию.

Ш. П.: А если еще похолоднее? Например, Скандинавия?

О. Е.: Мурманская область.

Не-не, избавь Г-сподь (смеется.)

О. Е.: Я читала в интервью с вами, что вы в принципе никогда не сталкивались с какими-то проявлениями антисемитизма…

Верно, никогда. Опять же мне, конечно, повезло в том, что социальный слой, в котором я рос, не предполагал таких вещей. Вот если бы я родился в каком-нибудь неблагополучном районе, возможно, было бы иначе. Замечательная публика окружала меня всю жизнь. И именно это позволило мне, как бы лучше сказать…

О. Е.: С быдлом не сталкиваться.

Именно. Многое зависит от окружения и от условий, где рос. У меня ребенок окончил 57-ю математическую школу, окончил мехмат МГУ, окончил Бостонский университет. Вот если бы мы жили, ну, например, где-нибудь в Южном Бутове, то, наверное, его жизнь сложилась бы иначе.

О. Е.: А как ваш сын относится к своему еврейству?

Он к нему намного ближе, чем я. Начал учить иврит. Кстати, это его четвертый язык, что радует.

О. Е.: Вас радует, потому что это четвертый или потому что иврит?

Именно потому что иврит, естественно. Недавно он, как настоящий яппи, сгонял в Израиль пообщаться и повысить свой культурный уровень. То есть ему это все интересно, он больше об этом знает. Когда он был маленьким, ему было лет пять, он вдруг неожиданно начал читать все подряд, в том числе и про историю евреев. Он, как настоящий математик, во все очень серьезно углублялся. В нашу историю и в свое еврейство тоже.

Ш. П.: У меня есть вопрос, если позволите. Вот вам 60 лет. Есть ли что-то такое, чего вам не хватает как творцу, как артисту? Что еще не сделано?

Не сделано много чего. Возможно, в музыке, а может, стоит освоить что-то новое. Например, я никогда не был ведущим. А тут как-то раз - и стало получаться. Мне даже это нравится. Единственное, конечно, что обламывает, это то, что я уже не юн.

Ш. П.: А что именно обламывает? Самочувствие?

Старость, однако! Помню случай. 1980 год, я пришел в Театр Ленинского комсомола, попал на репетицию. И идет Татьяна Ивановна Пельтцер через зал, немножко скрючившись, держась за спину. Марк Захаров говорит: «Татьяна Ивановна, что случилось?» Она на него посмотрела и ответила: «Да старость случилась, @би ее мать». С возрастом можешь, конечно, меньше. Не можешь так стремительно на все реагировать, как в молодости.

Ш. П.: Я продолжу свой вопрос. Итак, вы - часть еврейского народа…

Да, часть нашего еврейского умного народа. И красивого.

О. Е.: Последнее про меня, Шломо.

Ш. П.: Нет, про меня. Так вот. Чувствуете ли вы необходимость сделать что-то уже не как артист, а как еврей?

О. Е.: Бороду отрастить, например, как у Шломо…

Как я уже сказал, я считаю себя неучем в этом плане. Многое еще не сделано, не прочитано, не изучено. И конечно, хотелось бы заполнить все пробелы, в том числе в знаниях нашей истории и религии. Но вот насчет бороды, откровенно говоря, не уверен.

О. Е.: А ваша супруга еврейка?

Да, конечно. Но это как-то само так получилось. Опять же, гениальное слово - location. Она тоже аэропортовская. Даже провожая ее до дома в другой стороне от моего, я до ее квартиры доходил за 10 минут.

О. Е.: Вы вместе уже больше 30 лет. Что надо делать, чтобы так долго?

Не перечить. Никогда. Не нужно спорить с женщиной.

Визитная карточка

Евгений Шулимович Маргулис - советский и российский рок-музыкант, заслуженный артист Российской Федерации, певец и автор песен и музыки, по праву считается одним из ярчайших представителей блюзового направления в российском роке. В прошлом участник группы «Машина времени», один из основателей и бывший участник группы «Воскресение».Евгений родился 25 декабря 1955 года в Москве, в семье инженера Шулима Залмановича Маргулиса и учительницы русского языка и литературы Брониславы Марковны Маргулис. Более 30 лет женат на Анне Маргулис, имеет сына Даниила.

Предпосылок к музыкальной деятельность у Маргулиса не было - он учился в техникуме, музыкальном училище, далее в медучилище, потом в мединституте. Но в итоге карьеру врача пришлось оставить ради карьеры музыканта.

0 0

Макаревич пел с закрытыми глазами

Вы тогда учились в медицинском институте и три раза уходили оттуда, но потом возвращались. Родители были против вашего увлечения музыкой?

Естественно, мама с папой говорили: «Обязательно получи диплом, а потом хоть дворником работай!». Для людей моего поколения это была стандартная ситуация. Но я и сам действительно надеялся стать врачом - только играть в группе было значительно интереснее, чем учиться, и я ничего не мог с собой поделать…

- А когда пришло понимание, что Машина времени - крутая группа?

Когда нас в 1976 году позвали на конкурс Таллинские песни молодежи . Мы туда ехали главным образом не себя показать, а мир посмотреть. Приехали одними из последних, мест в гостинице не хватило, и нас поселили в женское общежитие какого-то кулинарного ПТУ. Вместе с нами в тот сарай отправили других припозднившихся - интеллигентного парня из Ленинграда Борю Гребенщикова и пару отличных свердловских ребят.

Дело было в марте, по дороге все продрогли, и в честь знакомства мы угостили новых друзей нервнопаралитическим напитком - медицинским спиртом, настоянном на красном перце. (Смеется .)

Мы жили в общежитии настоящей коммуной: хиппи, девчонки, алкоголь - все, как мы любим. Нам бы и этой жизни, новых знакомств и новых впечатлений хватило для полного счастья, но случилась еще одна неожиданная вещь - на фестивале мы заняли первое место.

А на какое рассчитывали?

Да мы вообще о местах не думали: мы же никогда не участвовали в фестивалях, не слышали групп из других городов...

А после Таллина Борька Гребенщиков позвал нас выступить в Ленинграде - он рассказывал, что там кипит подпольная рок-н-ролльная жизнь. Когда мы приехали, нас встретили с восторгом! На разогреве у нас выступала группа Мифы - крутейший коллектив человек из двадцати!

Господи, как мы, трое худосочных мальчиков, могли выйти после тех двадцати героев?! Макар потом рассказал, что первую песню, Битву с дураками , он пел с закрытыми глазами. Что делал я, не помню - кажется, спрятался от страха за колонку. Ничего больше не помню из того вечера - только кромешный ужас вначале и эйфорию потом, когда эти питерские хиппи начали кричать и хлопать как сумасшедшие и стало ясно, что нас приняли и полюбили.

Бесфамильный артист

Почему вы ушли из «Машины времени»?

В 1980-х меня позвали в популярную группу Аракс . Мы жили почти как настоящие западные рок-звезды - от нас сходили с ума концертные залы и стадионы, рекой лился портвейн, на шею вешались девушки. Однако длилось счастье недолго: группу много о себе возомнивших волосатых музыкантов решили "прижать".

Я выступал в ярко-голубом расписном костюме Звездочета - его придумала жена директора группы, которая в душе была модельером.

Так вот, в 1981 году в городе Ульяновске прямо в мой день рождения ко мне за кулисами подошли ветераны то ли труда, то ли сцены, углядевшие на костюме шестиконечную звезду Давида. И началось: «Сними! Убери! ». Мы их послали. Нам в тот момент казалось, что мы ужасно крутые: играем во дворцах спорта по три концерта в день и что к нам не может быть никаких претензий.

Но оказалось, это не так... На следующий день пришли два веселых парня из КГБ, и меня свинтили за антисоветскую пропаганду. Сказали: «Вы знаете, что ваша шестиконечная звезда - знак сионизма? ». Я сказал, что нет. За международный сионизм мне грозила 58-я статья, «измена Родине». Да много чего грозило…

Слава Богу, получилось отбрехаться, обошлось - но группе настал кирдык. Аракс расформировали, и по филармониям всех городов разослали список с нашими именами и фамилиями с указанием, что нас категорически нельзя брать на работу.

Но, к счастью, в 1982 году меня подобрал Юрий Антонов . Он работал от ташкентского цирка, где всякие указы и распоряжения читали сквозь пальцы. Я был бесфамильным артистом. Объявляли, например: «Сегодня для вас на гитаре играет Иван Иванов, на барабанах - Петр Петров, а на бас-гитаре - бас-гитарист». И я спокойно полтора года у Юрки перекантовался, пока советская власть не начала заканчиваться. Даже в свадебное путешествие мы с Аней ездили на гастроли с Юрием Антоновым .

Люблю устраивать сюрпризы

Вы с женой познакомились, когда были крутой рок-звездой из «Аракса»?

Нет, уже когда меня из звезд разжаловали и никуда брать не хотели, разве что в дворники. Мы столкнулись у приятеля, который жил в центре в квартире с газовой колонкой. Летом все, у кого отключали горячую воду, приезжали к нему мыться.

В общем, Аню я впервые увидел в полотенце, а она меня в очках времен Гражданской войны, замотанных посередине синей изолентой. Очочки были с чужого лица, потому что мои сломались. Тогда мы просто увидели друг друга, а возможность поговорить представилась где-то через полгода - уже в других гостях. И Аня поняла, что я нормальный, а я - что Аня нормальная.

И вы подумали, почему бы двум нормальным людям не создать одну нормальную семью?

Первой об этом Аня подумала. Сказала: «Женись на мне, козлина, лучше меня все равно не найдешь никого». Я ответил: «А и правда». Потому что на тот момент мы уже год жили вместе, и я на самом деле тоже думал, что лучше Ани никого не встречу.

Вы музыкант, жена психолог, а сын у вас математик. Удивились, когда он пошел не по музыкальной стезе?

Да, детеныш с раннего детства начал проявлять недюжинные математические способности. Считать Даня начал сразу до миллиона. Года в три он не только складывал и вычитал циферки, но и извлекал корни.

Кстати, читать он научился вообще года в два - и сразу принялся за Песнь о вещем Олеге . Ему было все равно, что читать: вокруг сына валялись любые книги, которые можно было найти дома, - «Органическая химия» за 10-й класс, «Математические задачи», «История Османской империи», и ребенок все это параллельно читал. Сказки его вообще никогда не интересовали.

А музыка?

Тоже. В противном случае он бы ею занимался, я думаю… Только лет в 12 или 13 Данька перед школьным походом попросил научить его играть на гитаре. Я попытался, но понял, что убью его на пятой минуте объяснений.

Конечно, это наш большой прокол: может, если бы мы его отдали заниматься музыкой раньше, что-то могло бы и получиться. Но в первом классе он увлекся шахматами, в 9 лет получил чуть ли не второй взрослый разряд. А в 16 лет окончил математическую школу и сразу поступил на мехмат.

Недавно вы с женой отметили 30-летие со дня свадьбы. Пир закатили?

На пир не было времени. Но мы кое-что подарили друг другу… А вообще я люблю устраивать жене сюрпризы. К примеру, на ее день рождения мы должны были лететь в Сингапур, но поездка сорвалась, и я придумал романтическое путешествие.

Купил билет на поезд в Ригу в люкс-купе. Жена ничего не знала. Я ее вытащил на вокзал, привел к поезду, и она чуть с ума не сошла от радости, потому что на поездах мы не катались давно. Мы ехали вдвоем в роскошном купе с двуспальной кроватью!

Приехали в Ригу, сходили в ресторан, опять сели на поезд и вернулись домой. А жена на мое 55-летие договорилась со скульптором и подарила мне мою мраморную голову, весящую килограммов двести. Так что мы с ней в этом смысле похожи. Для нее, как и для меня, главное - ошарашить!

— Мои родители то расходились, то снова сходились, и их семейная жизнь была похожа на мексиканский сериал. Я же ради общего спокойствия жил с бабушкой в ее квартирке у метро «Аэропорт». Бабуля моя была своеобразной. 1 сентября, когда я отправился первый раз в первый класс, минут через пятнадцать после начала урока дверь в класс распахнулась и

на пороге появилась бабушка с чугунком картошки! Учительница возмутилась: «У нас урок!» Но бабушка была решительна: «Женя должен есть в определенное время». Она любила внука и режим дня, и для ее любви не было преград. Но и ненавидела бабушка пылко, по-настоящему. Например, она терпеть не могла музыку — особенно в исполнении шестилетнего внука. Ведь я ежедневно изводил старушку упражнениями. Однажды ее небольшая чаша терпения переполнилась — и она вышвырнула мою скрипочку в окно! Мы жили на втором этаже, скрипка упала на угол камня и раскололась. Папа попробовал было ее склеить, но ничего не вышло. Тогда из ее останков он выточил саблю и сказал: «Вот тебе замена».

— Как вы отнеслись к этому инциденту?

— Ну выкинули скрипку и выкинули — пустяки, дело житейское. Новую родители покупать не стали, и я не вспоминал о музыке до 15 лет… А на гитаре играть научился, потому что мне очень нравились битлы и девушки, а девчонкам очень нравились парни, играющие на гитаре.

— А через четыре года вы понравились не каким-то там барышням, а самому Андрею Макаревичу. Хорошо помните судьбоносную встречу?

— Мой товарищ Костя Корнаков работал звукорежиссером у Кола Бельды, великого исполнителя песни «Увезу тебя я в тундру». И вся аппаратура была в Костином распоряжении. Мы за десятку неофициально сдавали ее в аренду всяким самодеятельным коллективам. Так я и познакомился с Макаром и «Машиной времени». Первый раз они мне дико не

понравились! Я даже не понял, на каком языке парни пели, потому что аппаратура не позволяла услышать слова — так все хрипело. Но некоторое время спустя удалось расслышать слова, и мое мнение изменилось. Однажды после концерта мы поехали к Андрюшке домой — он тогда еще жил на Комсомольском проспекте. Макар говорит: «Я слышал, ты хорошо играешь». Сунул мне гитару в руки, я что-то изобразил, а Андрей сказал, что им в группу нужен бас-гитарист. Я бас никогда в руках не держал, но ни Макара, ни меня это не смутило — он обещал показать, как на нем играют, а я пообещал на­учиться. Был 1975 год, мне было 19 лет, а Андрюшке 21.

С Андреем Макаревичем (1992). Фото: PhotoXPress

— Вы три раза уходили из медицинского института и снова возвращались. Родители наседали?

— Естественно, мама с папой говорили: «Обязательно получи диплом, а потом хоть дворником работай!» Но я и сам действительно надеялся стать врачом — только играть в группе было значительно интереснее, и я ничего не мог с собой поделать. Если бы учился на вечернем, может, и получилось бы совмещать, но я, как дурак, был на дневном. Возвращаешься после выступления в каких-нибудь Мытищах в два часа ночи, а к восьми или девяти нужно на занятия или, чего доброго, на практику в роддоме. Как вы думаете, интересно смотреть на рождение ребенка после дикого концерта и неумеренного употребления алкоголя?

— Тяжко?

— Ну да, хотя роженице, конечно, намного тяжелее. А самым сильным моим потрясением была поездная травма. Я в семнадцать неиспорченных лет устроился санитаром в больницу, и в первый мой рабочий день к нам привезли человека, попавшего под поезд. Ох… Вот это было нервное потрясение. А после я ко всему уже достаточно спокойно относился. Так что в морге мне даже нравилось работать больше, чем в больнице: приятно было иметь дело со спокойными людьми, которые ничего не требуют. (Смеется.)

— В своеобразном месте вы работали…

— Да мы и репетировали тогда в своеобразных местах. Например, в Министерстве мясной и молочной промышленности: в дома культуры нашу группу не брали из-за сомнительной репутации, а министерство было далеко от музыки, так что мы там хорошо устроились.

— Давали шефские концерты, а мясомолочные деятели подкармливали худеньких музыкантов сосисками?

— Это же было министерство, а не фабрика, так что никаких колбасных изделий нам не перепадало. Но концерты мы действительно изредка играли — они у нас назывались оброками. В актовом зале сидели золотозубые тетки с халами,

в кримпленовых платьях, пузатые дядьки — нам было страшно смотреть в зал, а им не нравилось нас слушать: мы слишком громко играли непривычную музыку. В министерстве нас не очень любили и прогнали уже месяцев через пять. А на автобазе № 5 возле силикатного завода мы продержались года полтора. Там нас не любили собаки, носившие клички Кардан, Свеча и Моторчик: видимо, от нас исходила волна ненужной интеллигентности, а машинным маслом, наоборот, не пахло. Вся их стая захлебывалась лаем, когда мы проходили к клубу автобазы. Зато в клубе нам разрешали не только репетировать по вечерам, но и оставаться на ночь, и мы там спокойно играли и записывали первые песни.

— Мы жили в общежитии настоящей коммуной: хиппи, девчонки, алкоголь — все, как мы любим. Нам бы и этой жизни, новых знакомств и впечатлений хватило для полного счастья, но случилась еще одна прикольная вещь — на конкурсе «Машина времени» заняла первое место. Фото: Арсен Меметов

— И кто бы мог подумать, что вскоре вас позовут на почти заграничный конкурс «Таллинские песни молодежи».

— Мы туда ехали главным образом не себя показать, а мир посмотреть. Нам просто в кайф было выползти из Москвы в почти настоящую заграницу — в Эстонию. Ну и выступить перед большим залом — ведь мы были голимой самодеятельностью и играли на танцплощадках родного города и его окрестностей. В Таллине нам невероятно

понравилось все: красивые старинные улочки, коктейли, теплый прием и, главное, запредельная по московским меркам свобода: несмотря на комсомольское название конкурса, это был рок-фестиваль… «Машина времени» приехала одной из последних, мест в гостинице не хватило, но поскольку мы и раньше никогда не жили в гостиницах, нас данное обстоятельство не расстроило. Нас поселили в женское общежитие какого-то кулинарного ПТУ, обитательницы которого разъехались на каникулы. Вместе с нами в тот сарай отправили других припозднившихся — интеллигентного парня из Ленинграда Борю Гребенщикова, отличных свердловских ребят из команды «Сонанс» (кстати, с их клавишником, впоследствии основавшим «Урфин Джюс», Сашкой Пантыкиным я дружу до сих пор). Дело было в марте, по дороге все продрогли, и в честь знакомства мы угостили новых друзей нервно-паралитическим напитком, захваченным на случай простуды, — медицинским спиртом, настоянным на красном перце. Мы жили в общежитии настоящей коммуной: хиппи, девчонки, алкоголь — все, как мы любим. Нам бы и этой жизни, новых знакомств и новых впечатлений хватило для полного счастья, но случилась еще одна очень прикольная и неожиданная вещь — мы заняли первое место. И не то чтобы мы были самыми крутыми, ­а самыми­ задорными — ­наши песни сразу­ хотелось подхватить… Борька Гребенщиков тогда позвал нас выступить в Ленинграде — он рассказывал, что там кипит подпольная ­рок-н-ролльная жизнь. Когда мы приехали, нас встретили с восторгом! На разогреве у нас выступала группа «Мифы» — и едва эти «Мифы» заиграли, я понял, что лучше застрелиться, чем выходить после них на сцену. Крутейший коллектив человек из двадцати, в котором все было прекрасно: отличная музыка, насмешливые тексты, роскошный голос вокалиста, шикарный отвязный пианист, но главное, у них были труба и саксофон! Эти их дудки меня доконали. Господи, как мы, трое худосочных мальчиков с довольно дурацкими песнями, могли выйти после них?! Макар потом рассказал, что первую песню, «Битву с дураками», он пел с закрытыми глазами. Что делал я, не помню — кажется, спрятался от страха за колонку. Ничего больше не помню из того вечера — только кромешный ужас вначале и эйфорию, когда эти питерские хиппи стали кричать и хлопать как сумасшедшие. Потом мы стали ездить в Питер достаточно регулярно. Но ничего похожего на гастроли нас не ждало:

я пришел в «Машину» в 1975-м и свалил из нее в 1979-м, и за все четыре года мы, кроме Таллина и Ленинграда, выступили только в Самаре и в Свердловске. Ну и на юг летом ездили: работали, как это у нас называлось, «за будку и корыто» — то есть нас кормили, давали место для сна, а мы играли на танцах. Лучше всего было, конечно, прибиться к институтскому лагерю — там ровесники, а не тетеньки, которым подавай пляски под баян. Возвращались в Москву загорелыми, грязными, без копейки денег. На юге у нас был один способ заработать: послать в море Макара, умевшего хорошо нырять, чтобы он достал какие-нибудь ракушки, а потом эти дары моря кому-нибудь втюхать. Хотя втюхивать у нас не всегда получалось, поэтому на юге мы были еще более худые, чем в столице. Правда, несколько раз нам все же заплатили за концерты. Например, в лагере Ленинградского педагогического института обломилось рублей аж тридцать.

— Баснословная сумма!

— Кстати, на эти деньги действительно можно было купить довольно много. Местное вино стоило дешево — десять копеек за стакан, билеты до Москвы — полтора рубля за плацкарт… Но уже в 1980 году я стал ездить на юг, а также на север и восток не в плацкарте, а в купе или летать на самолетах и жить в гостиницах. Меня позвали в популярную группу «Аракс». Мы жили почти как настоящие рок-звезды — от нас сходили с ума концертные залы и стадионы, рекой лился портвейн, на шею вешались девушки. Однако длилось счастье недолго: группу много о себе возомнивших волосатых музыкантов решили прижать. Я выступал в ярко-голубом костюме Звездочета — его придумала жена директора группы, которая в душе была модельером. Так вот, в 1981 году в городе Ульяновске прямо в мой день рождения ко мне за кулисами подошли ветераны то ли труда, то ли сцены, углядевшие на костюме шестиконечную звезду Давида. И началось: «Сними!» Мы их послали. Нам в тот момент казалось, что мы ужасно крутые: играем во дворцах спорта по три концерта в день и отдаем в филармонию огромные ­деньги — и что к нам не может­ быть никаких претензий. Но оказалось, это не так… На следующий день пришли два веселых парня из Комитета госбезопасности, и меня свинтили за антисоветскую пропаганду. Сказали: «Вы знаете, ваша шестиконечная звезда — знак сионизма». Я сказал, что нет. За международный сионизм мне грозила 58-я статья, «измена Родине». Да много чего грозило. После Ульяновского КГБ меня вызывали на Лубянку…

— Было ощущение нереальности происходящего? Ведь не сталинская эпоха…

— Я-то как раз понимал, что могут посадить на самом деле. Я ведь жил в районе «Аэропорта», в рассаднике культуры. В детстве видел Галича. Да и кроме него там была масса писателей и режиссеров, и у части из них тоже случались несогласия с советской властью. Я соображал, чем все может закончиться. Слава Богу, получилось отбрехаться, обошлось — но группе настал кирдык. «Аракс» расформировали, и по филармониям всех городов разослали список с нашими именами с указанием, что нас категорически нельзя брать на работу. Я там шел красной строкой. Но, к счастью, в 1982 году меня подобрал Юрий Антонов. И до него мне хотели помочь, пытались взять к себе Боря Гребенщиков, Алла Пугачева.

— Почему у них не получилось?

— Потому что Борисовна была выездная, и чтобы работать у нее, мне нужно было бы пройти партийно-правительственный контроль. Это было нереально. А к Борьке не имело смысла идти, потому что он сам был подпольным музыкантом и регулярно получал от власти по башке. Работай мы вместе, получали бы по башке чаще и больнее, чем по отдельности. А Антонов работал от ташкентского цирка, где всякие указы и распоряжения из Москвы читали сквозь пальцы. Я был бесфамильным артистом. Объявляли, например: «Сегодня для вас на гитаре играет Иван Иванов, на барабанах — Петр Петров, а на бас-гитаре — бас-гитарист». И я спокойно полтора года у Юрки перекантовался, пока советская власть не начала заканчиваться. Даже в свадебное путешествие мы с Аней ездили на гастроли с Антоновым.

— Вы с женой познакомились, когда были крутой рок-звездой из «Аракса»?

— Нет, уже когда меня из звезд разжаловали и никуда брать не хотели, разве что в дворники. Мы столкнулись у приятеля, который жил в квартире с газовой колонкой. Летом все, у кого отключали горячую воду, приезжали к нему мыться. В общем, Аню я впервые увидел в полотенце, а она меня в очках времен Гражданской войны, замотанных посередине синей изолентой. Очочки были «с чужого плеча» — я их одолжил у Фагота (Александр Бутусов, поэт, автор текстов некоторых песен «Воскресения», «Аракса» и «Шанхая». — Прим. «ТН»), потому что мои сломались. Тогда мы просто увидели друг друга, а возможность поговорить представилась где-то через полгода — уже в других­ гостях. И Аня поняла, что я нормальный, а я — что Аня нормальная.

— И вы подумали, почему бы двум нормальным людям не создать нормальную семью?

— Первой про это Аня подумала. Сказала: «Женись на мне, козлина, лучше меня все равно не найдешь никого». Я ответил: «А и правда». Потому что на тот момент мы уже год жили вместе, и я на самом деле тоже думал, что лучше Ани никого не встречу. Мы поженились в единственный в том сентябре теплый день — 11-го числа. Сначала хотели 19-го, но перенесли дату, потому что я должен был с Антоновым на месяц уезжать в Прибалтику. Обменялись кольцами и стали в законном браке жить-поживать да детей наживать. Детей, правда, нажили не очень много — одного Даньку.

— Аня сказала: «Женись на мне, козлина, лучше меня все равно не найдешь никого». Я ответил: «А и правда». С женой Анной. (11 сентября 1984). Фото: Из личного архива Евгения Маргулиса

— Вы музыкант, жена психолог, а сын у вас математик…

— Да, детеныш с раннего детства начал проявлять недюжинные математические способности — может, пошел в дедушку, работавшего в конструкторском бюро у Сухого. Считать Даня начал сразу до миллиона. Года в три он не только складывал и вычитал циферки, но и извлекал корни. А читать научился вообще года в два — и сразу принялся за «Песнь о вещем Олеге». Ему было все равно, что читать: вокруг сына валялись любые книги, которые можно было найти дома, — «Органическая химия» за 10-й класс, «Математические задачи», «История Османской империи», и ребенок все это параллельно читал. Сказки его вообще никогда не интересовали.

— А музыка?

— Тоже. В противном случае он бы ею занимался, я думаю… Только лет в 12 перед школьным походом Данька попросил научить его играть на гитаре. Я попытался, но понял, что убью его на пятой минуте объяснений, и послал к Лешке Белову (гитарист, лидер группы «Удачное приобретение». — Прим. «ТН»). И он тоже его ничему не научил, потому что оба очень сильно любят потрепаться, и когда Даня приходил, занятия моментально превращались в беседы на отвлеченные темы. Конечно, это наш прокол: может, если бы мы его отдали заниматься музыкой раньше, что-то могло бы и получиться. Но в первом классе он начал заниматься шахматами, в 9 лет получил чуть ли не второй взрослый разряд. А в 16 лет окончил математическую школу и сразу поступил на мехмат МГУ.

— В фильме Гарика Сукачева «Дом Солнца» он сыграл юного Евгения Маргулиса. Понравилось ему сниматься?

— Мой ребенок провел на площадке сутки и взвыл, потому что ему была совершенно непонятна логика процесса. Ворчал: «Почему, если тебя снимают 20 минут, ты должен сутки слоняться, маясь от безделья? Вызвали в определенное время, а дальше начинается: тут сломалось, надо одного подождать, другого…» В общем, съемки в этом фильме поставили крест на его чуть было не начавшейся кинокарьере. Кино я посмотрел — Данька там очень похож на молодого меня. И даже снялся в моих очках, которые я носил в 23 года…

Даниил Маргулис (крайний справа) и Иван Макаревич (в центре) сыграли своих отцов в молодости в фильме Гарика Сукачева «Дом Солнца». Фото: Игорь Верещагин

— Месяц назад вы с женой отметили 30-летие со дня свадьбы. Пир закатили?

— Не было времени. 11 сентября до двух часов ночи шла съемка программы «Артист», где я в жюри сижу, а в четыре часа утра уже был в аэропорту — улетал в Америку. Но мы кое-что подарили друг другу.

С Лолитой Милявской в жюри телешоу «Артист». Фото: Телеканал Россия

— Это были нужные вещи по договоренности? Или сюрпризы?

— Что касается подарков, то тут мы весьма непредсказуемы, и угадать, кто кому что подарит в нашей семье, нереально. Я был ошарашен подарком жены на свой день рождения. Мне преподнесли сделанную скульптором мою мраморную башку (слава Богу, не в натуральную величину). Ответ мой был тоже неплох! Ничего не говоря о планах, я привез жену на Рижский вокзал, мы сели в купе люкс с огромной двуспальной кроватью и душем (бывает и такое!) и поехали в Ригу прожигать жизнь. Далее по накатанной: отличный ресторан и вечерним поездом — домой. Так что мы с женой в этом смысле похожи. Для нее, как и для меня, главное — удивить!

Семья: жена — Анна, психолог; сын — Даниил (28 лет), финансовый аналитик

Образование: окончил медицинское училище, ушел из медицинского института со второго курса, учился в музыкальном училище

Карьера: был бас-гитаристом группы «Машина времени»; одним из основателей и участником группы «Воскресение», участником групп «Аракс» и «Аэробус». В 1988 году создал блюзовый коллектив «Шанхай», с которым записал два сольных альбома. Написал музыку к песням «Шанхай блюз», «Мой друг играет блюз», «Я дам тебе знать», «Дороги наши разошлись», «Проводница», «Сакура, катана, саке»; написал песни «Когда ты уйдешь», «Домажо», «40 лет»

Самое главное, «чтобы под задницей было тепло и комфортно», считает знаменитый рокер

Очередной день рождения, который приходится аккурат на католическое Рождество, экс-участник «Машины времени» и ведущий «Квартирника» на НТВ Евгений МАРГУЛИС провел абсолютно трезвым. Лишь на следующий день Евгений Шулимович позволил себе немного расслабиться.

26-го у меня был концерт в Центральном доме художника, а накануне выступлений я никогда не употребляю, - объяснил 62-летний уже музыкант спецкору сайт. - Поэтому начал праздновать прямо на сцене, а уже потом душевно посидел с друзьями. Люблю праздники. Люблю и дарить, и получать подарки. Правда, сейчас такой радости, как от ощущения, когда мне в юности преподнесли первую в жизни гитару, уже нет. Тогда этот инструмент от знаменитой Шиховской фабрики казался небесной красоты - цветом он был, как знаменитые семиструнные подруги Джими Хендрикса .

- Уже в 19 лет, в 1975-м, вы попали в набирающую популярность «Машину времени».

Ну да, познакомился с Макаром, которому тогда было 21. Он сказал: «Я слышал, ты хорошо играешь». Сунул мне гитару, и я сразу ему что-то изобразил. Правда, Андрей заметил, что они ищут бас-гитариста. А я бас до этого и в руках не держал. Но ни Макара, ни меня это не смутило - он обещал показать, как на нем играют, а я обещал быстро научиться.

- Схватывать на лету научились у бабушки Беллы Баруховны, которая вас воспитала?

О, бабуля у меня была очень интересная! Родилась в 1887-м, видела Николая II и прожила целых 97 лет. Меня преследовало ощущение, что она никогда не работала, а всю жизнь оставалась домохозяйкой. Эдакой еврейской мудрой и сильной бабушкой. Мои родители все время ругались и разводились, так что жить с ней было гораздо спокойнее. Причем она так ни разу не побывала ни на одном моем концерте. Ей музыка до фени вообще была. А вот папа с мамой гордились моими успехами. Особенно мама. Она выписывала жуткое количество газет, чтобы найти и вырезать статьи обо мне. Когда ее не стало, я нашел невероятное количество этих вырезок.

В браке с Анной музыкант живёт уже 30 лет и 3 года

- В чем, на ваш взгляд, феноменальный успех «Машины...»?

В то время на безрыбье надо было кому-то стать первым. Вот Макаревич и стал. Из всех телеящиков страны тогда совсем другая музыка звучала, а когда люди услышали его - их кольнуло. Почти все, что зарабатывали тогда на гастролях, мы тратили на гитары и новую аппаратуру. Экономили, возили икру и водку на продажу, и кипятильники, чтобы готовить в номерах. Балетные тогда борщи в раковинах варили, но мы до этого все же не опускались. А первым моим потрясением году в 1985 стала поездка в Прагу. Туда мы попали на Рождество и обалдели от невероятной красоты. Даже для 30-летнего мужика все вокруг выглядело как в сказке.

- Почему ушли из группы?

Я дважды уходил и один раз возвращался. Уже пять лет там не играю. Пока нам весело и плодотворно работалось, я и работал. В сумме полных 22 года набежало. Расстались мы с Макаром друзьями.

- Недавно и Андрея Державина «ушли». Из-за политических взглядов, говорят…

Это его выбор… А попал он в «Машину» в 2000 году с моей подачи. Группе нужна была свежая кровь, вот она и забурлила благодаря Державину. О нас тогда снова заговорили.

- Ну, и в этой связи. Как оцениваете поведение Макаревича после 20 14 года?

Не хочу комментировать. Просто публичным людям часто задают вопросы, на которые они отвечают эмоционально, даже не разбираясь в теме. После бутылки водки многие становятся знатоками всего на свете. Правда, раньше, во времена нашей молодости, все говорили о бабах и политике, а теперь исключительно о политике…

Женись на мне, козлина!

- Хорошая мысль. Давайте уже о женщинах. Правда, что вы примерный семьянин?

Да. Но до женитьбы на Ане я был весел и красив, понимаете? А теперь уже 33 года в браке с семейным психотерапевтом. (По профессии она не работает, только советы дает подругам.) Честно, мне очень нравится, что мы до сих пор не надоели друг другу. Сейчас это редкость. В рок-н-ролле таких мужиков, у кого одна жена на всю жизнь, только четверо осталось. Помимо меня, это Серега Галанин , Гарик Сукачев и Вовка Шахрин . Вот такие мы молодцы. Я считаю, в браке главное - не спорить, вот я с женой никогда и не пререкаюсь. Нашему сыну Даниилу 31 год, он не женат и дедушкой меня пока не сделал. Работает финансовым аналитиком в Сбербанке. Даню музыка никогда не интересовала, только цифры, он еще в школе знал, кем хочет стать, и в результате окончил мехмат МГУ. Правда, один раз все же снялся в кино. В фильме Гарика Сукачева «Дом солнца» меня в молодости сыграл. Живем по соседству, поэтому у нас с сыном общая собака. Вернее, собака его, но когда он куда-то уезжает, то передает ее нам с женой.

В фильме «Дом солнца» роли участников «Машины времени» исполнили их дети - молодого лидера группы сыграл сын Андрея МАКАРЕВИЧА Иван (в центре), а Евгения МАРГУЛИСА - его наследник Данила (справа)

- Как познакомились с супругой?

Случайно столкнулись у приятеля, который жил в квартире с газовой колонкой. Летом все, у кого отключали горячую воду, приезжали к нему мыться. В общем, Аню я впервые увидел замотанную в полотенце, а она меня в очках времен Гражданской войны с синей изолентой посерединке. Очечки были с чужого плеча - я их одолжил у друга, потому что мои сломались. Тогда мы с Аней просто увидели друг друга, а возможность поговорить представилась где-то через полгода - уже в других гостях. И когда Аня поняла, что я нормальный, а я - что она нормальная, сразу же предложила: «Женись на мне, козлина, лучше меня все равно не найдешь». Я подумал: «А и правда», и женился. На тот момент мы уже год жили вместе. Свадьбу сыграли в единственный в том сентябре 84-го теплый день - 11-го числа. Сначала хотели 19-го, но перенесли дату, потому что я должен был с Юрой Антоновым на месяц уезжать в Прибалтику на гастроли. Сейчас Аня занимается керамикой, рисует. Кстати, первые выпуски «Квартирника» снимали в ее мастерской.

- Как подогреваете чувства в браке?

Например, придумываем друг другу спонтанные подарки. Однажды Аня мне преподнесла сделанную скульптором мою мраморную башку. Ответ мой тоже оказался неплох. Ничего не говоря о планах, я привез жену на Рижский вокзал. Мы сели в купе-люкс с огромной двуспальной кроватью и душем и поехали в Латвию прожигать жизнь. Погуляли по Риге, поужинали в отличном ресторане и вечерним поездом вернулись домой.

- Вы состоятельный человек?

Есть квартира, загородного дома нет, не нужен просто. А машина у меня хорошая. Это важно, чтобы под задницей было тепло, уютно и комфортно.

- А правда, что вы недавно снялись в кино?

Да, в киноальманахе «Короткие волны» Михаила Довженко . До этого мне не раз предлагали сыграть какую-нибудь роль, например, руководителя похоронного оркестра на привокзальной станции. Но отказывался, чувствуя, что туфта. И вдруг на какой-то творческой гулянке ко мне подошел здоровенный мужичина и говорит: «Я, наверное, кинорежиссер». И этой фразой сразу меня убил наповал! Вторая была, как хук: «Снимали тебя когда-нибудь в кино?» Я: «Нет!» Третья: «Хочешь сняться?» Отвечаю: «Нет». Тогда он: «Во, как интересно! Значит, у меня есть два плюса. Во-первых, денег за роль ты не получишь. А во вторых, будешь играть скульптора». Я сразу согласился, но быстро забыл об этом. А спустя где-то полгода мне позвонила актриса Катя Семенова и сказала, что пора ехать на площадку. Работал в своей одежде (кинореквизита у них особо не было) и за съемочный день даже не устал. Режиссер Мишка потом говорил, что показывал кому-то отрывки, и все были восхищены моим дебютом. Теперь можно замахнуться на роль старого президента в изгнании или короля Лира.