– А сейчас можно такое от учителя услышать? – Почему произошла такая перемена

Вы не знали моего прадеда?.. Жаль... Это был добрый и привлекательный человек... Ему было уже 76 лет, когда Господь отозвал его в Свои селения. Он был резчик по дереву, большой мастер; и тонкие работы удавались ему прямо удивительно: кружево, да и только, и с каким вкусом! А больше всего он радовался, когда мог подарить какую-нибудь изящнейшую вещицу значительному, талантливому человеку. Тогда он приговаривал: «Ведь этим я вошел в его жизнь, я помог ему найти в жизни хоть маленькую радость»...- и улыбался счастливой улыбкой.

А, значит, вы его все-таки встречали?.. Да, да, это был он: с длинными, белыми волосами... Высокий лоб, мечтательные, немножко отсутствующие глаза и незабываемая улыбка: будто все вокруг улыбнулось... Да, и последние годы он ходил немного сгорбившись. Вот о нем-то я и хотел вам рассказать.

Видите ли, когда я наблюдаю современную жизнь, то мне часто кажется, что люди придают чрезмерное значение всякому имуществу и богатству, как будто большое состояние равносильно большому счастью. А это совсем не верно- Кто так думает и чувствует, тот, наверное, проживет несчастливую жизнь. И этому я научился у моего покойного прадеда.

Ему всю жизнь приходилось зарабатывать себе пропитание, и это давалось ему подчас не легко; и несмотря на это, он был одним из самых счастливых людей на свете. Вы спросите, как ему это удавалось?.. А это он и называл «искусством владения» - или щедростью.

Он был седьмым в своей семье, и притом младшим; одни мальчики. Старшие братья были все черствые и жадные. На него они смотрели свысока и ничего ему не давали. Родители у него умерли рано, и он едва мог дотянуть до конца городского училища. Тогда братья заявили ему: «Изволь сам себе зарабатывать пропитание». Ссориться и пререкаться он не любил и стал учиться тому, к чему его особенно тянуло: резьбе по дереву и игре на скрипке. С резьбою у него сразу пошло; вещи его очень нравились. И он объяснял это так: «Я от души это делаю, с любовью, а люди это чувствуют; ведь они все ищут в жизни любви, прямо голодают по ней; вот им и нравится»...

Через год он не только зарабатывал себе на хлеб (жизнь-то тогда была дешева), но платил сам и за скрипичные уроки. Тогда он ушел от братьев и стал жить у бездетного дяди. Там его тетка очень любила; так и называла его - «голубчик мой». А в нем и вправду было что-то голубиное. А уж образование свое он позднее пополнял ненасытным чтением.

Бывало, только возьмет в руки смычок, так мелодия и польется. Все сидят и слушают, как очарованные, и у всех глаза влажные. И горечь жизни забудешь: будто все заботы и тягости с тебя сняли и только сердце поет. Как он играл русские народные песни, да еще в настоящих древне-народных тонах и гармониях... Он потом с Мельгуновым водился и с гуслярами все дружил... Бывало, сам стоит серьезный, благоговейный; и только глаза сияют блаженством.

Вы спрашиваете про «искусство владения»? Сейчас, сейчас расскажу... Бедности он не знал. Но и богатым никогда не был. Два раза ему сватали богатых невест. Он сам мне об этом рассказывал: «Обе были из твердого дерева и грубой резьбы. Таких нельзя любить. И никакого пения в них не было. А во владении они тоже ничего не понимали: обожали свое богатство, оно из них так и смотрело. Ведь у каждого из нас свое главное из глаз глядит, а у них глядела жадность». Позднее он женился на моей прабабушке и жил с ней душа в душу. Она была необычайной доброты, бедна, но умна и первая певунья на свадьбах; все старинные свадебные песни знала и как зальется, так все слушают и не дышат.

Когда прадед начинал, бывало, рассказывать или советы давать, я мог слушать часами, неотрывно. Потом я стал даже кое-что записывать для памяти. Вот и про владение.

«Слушай, малыш, - говорит он мне раз, - есть особое искусство владеть вещами; и в нем секрет земного счастья. Тут главное в том, чтобы не зависеть от своего имущества, не присягать ему. Имущество должно служить нам и повиноваться. Оно не смеет забирать верх и господствовать над нами. Одно из двух - или ты им владеешь, или оно на тебе поедет. А оно - хи-и-трое. Только заметит, что ты ему служишь, так и начнет подминать тебя и высасывать. И тогда уж держись: проглотит тебя с душою и телом. И тогда тебе конец: оно займет твое место и станет твоим господином, а ты будешь его холопом. Оно станет главным в жизни, а ты будешь его привеском. Вот самое важное: человек должен быть свободен; да не только от гнета людей, но и от гнета имущества. Какая же это свобода: от людей независим, а имуществу своему раб? Свободный человек должен быть свободным и в богатстве. Я распоряжаюсь; мое имущество покоряется. Тогда я им действительно владею, ибо власть в моих руках. Тут нельзя бояться и трепетать. Кто боится за свое богатство, тот трепещет перед ним: как бы оно не ушло от него, как бы оно не повергло его в бедность. Тогда имущество, как ночной упырь, начнет высасывать человека, унижать его, и все-таки однажды, хотя бы в час смерти, покинет его навсегда...

Вот я вырезаю по дереву. Это удается мне потому, что я владею моим скобелем и могу делать с деревом все, что захочу. Поэтому я могу вложить в мою резьбу все мое сердце и показать людям, какая бывает на свете нежная красота и радость.

Или вот - на скрипке. Смычок и струны должны меня слушаться; они должны петь так, как у меня на душе поет. Любовь владеет мною, а я владею скрипкой; вот она и поет вам всем про радость жизни и про Божию красоту.

То же самое и с имуществом. Оно дается нам не для того, чтобы поглощать нашу любовь и истощать наше сердце. Напротив. Оно призвано служить нашему сердцу и выражать нашу любовь. Иначе оно станет бременем, идолом, каторгой. Недаром сказано в Евангелии о маммоне. Кто верует в Бога, тот не может веровать в богатство, а кто раз преклонился перед чужим или перед своим богатством, тот сам не заметит, как начнет служить дьяволу...

Дело не в том, чтобы отменить или запретить всякое имущество; это было бы глупо, противоестественно и вредно. Дело в том, чтобы, не отменяя имущество, победить его и стать свободным. Эта свобода не может прийти от других людей; ее нужно взять самому, освободить свою душу. Если мне легко думать о своем имуществе, то я свободен. Я определяю судьбу каждой своей вещи и делаю это с легкостью; а они слушаются. Мое достоинство не определяется моим имуществом; моя судьба не зависит от моего владения; я ему не цепная собака и не ночной сторож; я не побирушка, выпрашивающий копейку у каждого жизненного обстоятельства и прячущий ее потихоньку в чулок. Стыдно дрожать над своими вещами; еще стыднее завидовать более богатым. Надо жить совсем иначе: где нужно, там легко списывать со счета; где сердце заговорит - с радостью дарить; снабжать, где у другого нужда; с радостью жертвовать, не жалея; не требовать возврата, если другому невмоготу; и братски забывать о процентах. И главное, - слышишь, малыш, - никогда не трепетать за свое имущество: «Бог дал. Бог и взял, да будет благословенна воля Его». Кто трясется за свое богатство, тот унижается, теряет свое достоинство, а низкому человеку с низкими мыслями лучше вообще не иметь богатства»...

«В умных книгах пишут, - сказал он мне раз, - что имущество есть накопленный труд, а по-моему, и труд, и имущество от духа и для духа. А дух есть прежде всего - любовь. Поэтому у настоящего человека имущество есть запас сердца и орудие любви. Богатому человеку нужно много сердца; тогда можно считать, что он заслужил свое богатство. Много денег и мало сердца - значит, тяжелая судьба и дурной конец».

Бывало, поговорит так и возьмется за свою скрипку и начнет играть старинные русские песни, одну за другой: «Верный наш колодец» и «Не пой, соловушка» и еще много других, а я сижу счастливый и слушаю...

И все это он навсегда врезал мне в душу: И песни эти я и сейчас не могу слышать равнодушно. Эх, сколько свободы и доброты в русском человеке! Какая ширина, и глубина, и искренность в его песнях!

И кажется мне, что прадед мой думал и жил, как настоящий мудрец...

Предыдущая беседа Следующая беседа

Ваши отзывы

Какую роль должны играть вещи в жизни человека? Над этим вопросом предлагает задуматься И.А. Ильин.

Рассуждая над данной проблемой, автор отмечает, что люди " придают чрезмерное значение всякому имуществу и богатству", надеясь обрести счастье. И.А. Ильин уверен, что все, кто так думает, проживут несчастливую жизнь. Чтобы привлечь внимание читателей, автор рассказывает о пожилом человеке, который был не богат, рано покинул родной дом, " образование пополнял ненасытным чтением". Больше всего он радовался, когда дарил изящнейшую вещицу талантливому человеку.("Ведь я помог ему найти в жизни маленькую радость"). Автор обращает внимание на то, как прожить жизнь: "где нужно, там легко списывать со счета, где сердце заговорит, с радостью отдавать, не требовать возврата, если у другого нужда".

Так, писатель заставляет задуматься каждого над смыслом жизни.

Над этой проблемой рассуждали многие писатели. Вспомним рассказ И.А. Бунина "Господин из Сан-Франциско". Герой произведения потратил все свои силы на то, чтобы стать богатым. Но когда миллионное состояние было накоплено, то получилось, что жизни уже практически и не осталось.

Господин внезапно умер в самом начале кругосветного путешествия, не оставив никакой памяти о себе, никто не может вспомнить даже его имени.

Такая же бессмысленная жизнь и у героя рассказа А.П. Чехова "Крыжовник". Самой заветной его мечтой было приобретение усадьбы с садом, в которой он мог бы выращивать крыжовник. Цель захватывает героя целиком, он наконец ее достигает. Но на пути к своему счастью он теряет человеческий облик: располнел, обрюзг. Зацикленность только на материальных ценностях губит человека, приводит к духовной деградации.

В заключение хочу отметить, что смысл жизни человека не должен зависеть от материальных вещей, иначе можно прожить жизнь, даже не почувствовав и не ощутив ее.

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2017-07-03

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Полезный материал по теме

Вы не знали моего прадеда?.. Жаль... Это был добрый и привлекательный человек... Ему было уже 76 лет, когда Господь отозвал его в Свои селения. Он был резчик по дереву, большой мастер; и тонкие работы удавались ему прямо удивительно: кружево, да и только, и с каким вкусом! А больше всего он радовался, когда мог подарить какую-нибудь изящнейшую вещицу значительному, талантливому человеку. Тогда он приговаривал: «Ведь этим я вошел в его жизнь, я помог ему найти в жизни хоть маленькую радость»... - и улыбался счастливой улыбкой.

Видите ли, когда я наблюдаю современную жизнь, то мне часто кажется, что люди придают чрезмерное значение всякому имуществу и богатству, как будто большое состояние равносильно большому счастью. А это совсем не верно. Кто так думает и чувствует, тот, наверное, проживет несчастливую жизнь. И этому я научился у моего покойного прадеда.

Он был седьмым в своей семье, и притом младшим; одни мальчики. Старшие братья были все черствые и жадные. На него они смотрели свысока и ничего ему не давали. Родители у него умерли рано, и он едва мог дотянуть до конца городского училища. Тогда братья заявили ему: «Изволь сам себе зарабатывать пропитание». Ссориться и пререкаться он не любил и стал учиться тому, к чему его особенно тянуло: резьбе по дереву и игре на скрипке. С резьбою у него сразу пошло; вещи его очень нравились. И он объяснял это так: «Я от души это делаю,с любовью , а люди это чувствуют; ведь они все ищут в жизни любви, прямо голодают по ней; вот им и нравится»...

Бывало, только возьмет в руки смычок, так мелодия и польется. Все сидят и слушают, как очарованные, и у всех глаза влажные. И горечь жизни забудешь: будто все заботы и тягости с тебя сняли и только сердце поет. Как он играл русские народные песни, да еще в настоящих древне-народных тонах и гармониях... Он потом с Мельгуновым 20 водился и с гуслярами все дружил... Бывало, сам стоит серьезный, благоговейный; и только глаза сияют блаженством.

Вы спрашиваете про «искусство владения»? Сейчас, сейчас расскажу... Бедности он не знал. Но и богатым никогда не был. Два раза ему сватали богатых невест. Он сам мне об этом рассказывал: «Обе были из твердого дерева и грубой резьбы. Таких нельзя любить. И никакого пения в них не было. А во владении они тоже ничего не понимали: обожали свое богатство, оно из них так и смотрело. Ведь у каждого из нас свое главное из глаз глядит, а у них глядела жадность». Позднее он женился на моей прабабушке и жил с ней душа в душу. Она была необычайной доброты, бедна, но умна и первая певунья на свадьбах; все старинные свадебные песни знала и как зальется, так все слушают и не дышат.

Поющее сердце

РАННИМ УТРОМ

Отчего это я проснулся сегодня так рано? Может быть, это ночная бабочка заметалась на рассвете? Или донеслись тихие раскаты далекой грозы? Или души моей коснулся тот молчаливый укор просыпающегося мира, который настигает всякого, погруженного на заре в свои одинокие сны? Не знаю. Но только я вскочил с таким чувством, как если бы проспал что-то очень важное, и полусонный, растерянный - открыл окно в сад. И тотчас же меня охватила струя раннего воздуха, нежная прохлада, упоительная щедрость мира...

Еле светало, но ночь уже шла к концу. Высоко-высоко в бледном небе тихо гасли звезды. Неуверенный, слабый свет разливался с востока, как бы робко спрашивая, не пора ли?.. Ночные тени уже таяли, но все еще пытались сохранить свои тайны. И каждое мгновение все менялось.

Вчера весь день было так душно... Все было подавлено и надломлено зноем. Земля поглотила так много солнечной жары, что возвращала ее избыток, а мы, жалкие люди, томно слонялись в изнеможении, ища прохлады. И даже ветер своим горячим, больным дыханием не давал облегчения... Где же это все? Куда исчезло? Воздух чист и легок; он струится весельем, играет. Он выздоровел, вернул себе свежесть и упоен такою радостью, что сразу захватывает, будит и опьяняет светлыми предчувствиями. И вся тварь Божия купается в нем, наслаждается, отвечает благоуханием или пением.

Сладостно пахнет сирень, сама изнемогая от своей щедрости; чуть доносятся струи от первых ландышей; густыми волнами катится от черемухи; и от времени до времени все заполняется дыханием соснового бора.

А у птиц сущее ликование; высвистывают все сразу с такой прямодушной откровенностью, будто за ночь досыта намолчались и теперь хотят сообщить миру все свои открытия; или будто они ясно и окончательно разрешили все вопросы жизни и должны провозгласить свои решения. Где-то вдали чокает еще соловей, но уже слабо и утомленно. Зато остальное птичье население предается беззаветному веселью. Все пространства полны нежным щекотом, бодрым щебетом, близким посвистом и далеким граем; говор, лепет, восклицания и нежданный громкий всписк; тут и короткая долбня, и долгая дудка, и капризное чивикание, и надоедный треск; перебой и перекличка, обрывы и раскаты. Птичье праздничное гулянье; птичий сумасшедший дом. А с высокого каштана все покрывает своими авторитетными возгласами певучая иволга. И все эти звуки четки как самый воздух. А воздух все светлеет, как бы расступается и показывает просыпающиеся краски мира. И только люди досыпают свои тяжелые, то угнетающие, то соблазнительные сны...

Вдруг - легкое, но совсем особенное, прохладное дуновение, трепет и шелест в вершине большого тополя, скользящий шепот в высокой траве - и в чуть голубеющем небе загорается маленькое сонное облачко... Новый день начался...

Почему так упоителен этот ранний утренний час? Откуда это счастье, наполняющее душу? Что видим мы, что постигаем мы в эти девственные минуты жизни?

Древняя старушка с лучистыми глазами рассказывала мне об этом, когда я был еще ребенком; и я поверил ей на всю жизнь.

«День-то Божий, - говорила она, - уж очень светел да нежен. Все освещает. Все видит, все слышит и знает. А это куда как тяжко... Сколько дурного на земле, сколько злобы и греха... Разве это вынесешь? Потому он и не может долго длиться. Ему надо скрыться и уйти; он и прекращается. Все обиды забирает он с собой, все горе, всю боль человеческую уносит. И приходит на его место тьма ночная, всех разгоняет, все огни гасит, все дневные грехи прекращает, чтобы не видно было ничего и чтобы все поприкончилось. А день тем временем отдыхает и выздоравливает. А когда ночь настанет, загораются звезды Божии, кротко светят, чистоту изливают, земле мир даруют, человекам благоволение. Вот от этой звездной чистоты и доброты все и очищается; угомоняется шум человеческий, ложится пыль земная, все яды душевные истребляются, вся духота греховная исчезает. Земной воздух становится опять легким и пречистым. И Божий день опять может начаться»...

Как она все это разведала, не знаю. Должно быть, днями очень мучилась, а по ночам долго подслушивала. Но я поверил ей на всю жизнь. И когда меня посещает опять счастливый час и мне удается увидеть Божие утро во всей его красе и чистоте, тогда я твердо знаю, что она рассказала мне правду мира.

Это истинная правда, что наши дневные, человеческие дела поднимают целую тучу земной пыли. Истинная правда, что наши дурные человеческие страсти засоряют и заражают земную атмосферу. И еще большая правда, что в пыльном, зараженном воздухе земли нельзя вести прекрасную жизнь, нельзя радоваться ни земной красоте, ни Божьему совершенству. И если благодатное исцеление не дастся нам свыше и не очистит нас от нашей скверны - то откуда же ждать нам спасения?..

И разве не правда, что дневная жизнь все выводит на свет, обнажает перед нами все коварство, всю жестокость, всю низость мира и наносит нам рану за раной? О, впечатлительность дня! О, нежность детских восприятии! О, это горе за огорченных и стыд за нестыдящихся!.. И бывает так, что уже в первую половину дня накопится столько, что дышать нельзя от ядовитой пыли и что свет меркнет в глазах. И тогда надо непременно прервать дневной поток сознания и искать целительного одиночества. И потому самые впечатлительные и нежные люди ищут облегчения в дневном, хотя бы и кратчайшем, сне...

День - забота и нужда, ночь - беззаботность и богатство. День - запряженность и напряженность, ночь - освобождение и простор. День - томление и утомление, ночь - забвение и самозабвение. День - борьба, ночь - покой. День - труд, ночь - желанная мечта. День - присутствие, ночь - отпуск и отсутствие. День - общение, ночь - разобщение и тишина одиночества. И что сталось бы с нами, земнородными, если бы ночь не давала нам облегчения, покрова и прощения? А мы еще и в снах не можем расстаться с нашими соблазнами и затруднениями... Что сталось бы с нами без этой тихой забвенности, без этой целительной темноты, без этой благостной глубины, в которую мы незаметно погружаемся, чтобы приобщиться блаженному покою и свободным видениям?..

Все земное так скоро устает: природа устает от дневного напряжения; день утомляется от нашей пыли и от нашего яда, а мы сами устаем от нашей собственной беспомощности и неумелости, от неверного отношения к другим - нелюбовного, нетворческого, жадного и опасливого восприятия людей. И если бы исцеление и укрепление не давалось нам свыше, то откуда было бы нам ждать спасения?..

Но именно поэтому помощь нисходит к нам свыше. Меркнет дневной свет. Наступают сумерки. Темнеет. Гаснут потускневшие краски. Утомленные образы теряют свои очертания. Легкое кажется массивным; тяжелое становится почти невесомым. И тихий мрак покрывает, наконец, неразличимую, исчезающую вселенную. Наступает час разлуки: все вещи расстаются друг с другом, чтобы отдохнуть друг от друга, чтобы уйти в себя, чтобы утратить себя в блаженном одиночестве и вступить в забвенную, таинственную связь с заснувшим миром. И почерпнуть в этом отдых и очищение.

Тогда зажигаются в небе Божии звезды и посылают свои лучи запыленной и усталой земле. Тихо изливают они свою мудрость на землю, на всю природу и на человека, на всех усталых, запыленных и отравленных, посылая им очищение и исцеление, чтобы они могли уподобиться звездам; чтобы люди утихли и умиротворились; ибо шум и гнев не от Бога; чтобы они стали кроткими и нежными, ибо грубость и жестокость - от человеческой испорченности; чтобы они стали чистыми и ясными, ибо пыль и грязь означают болезнь и страдание; чтобы они стали послушными и гармоничными, ибо в небе нет ни бунта, ни хаоса...

Так текут ночные часы. Сонный мир дышит этой целительной мудростью, воздух становится чистым и блаженным, краски опять получают свою жизненность и прелесть, цветы благоухают нежно и благодарно, а птицы и звери внемлют сквозь сон небесной гармонии.

Но именно потому человек бывает так счастлив, когда проснется в ранний час и приобщится пробуждению исцеленного мира; когда подышит очистившимся воздухом, увидит обновленную природу, услышит ликование пернатой твари, получит прощальный привет от гаснущих звезд и почувствует в начавшемся дне, в восходящем солнце и в его первом, дивно-прохладном дуновении - дыхание самого Бога. Тогда он начинает день, как если бы вновь родился для жизни: ибо сердце его очистилось и воля его живет надеждами; освежилось и обновилось его воображение и окрылились его замыслы...

Каждый день несет нам этот блаженный ранний час, ибо каждое утро есть Божие утро, а мы не помним этого и проходим в жизни мимо Божией благодати, не умея находить и беречь ее дары.

Поющее сердце

О ВОЗРАСТЕ

Разве человек бывает когда-нибудь доволен тем, что у него есть? Ему всегда хочется чего-то другого - быть иным, иметь больше, уметь то, чего он не умеет делать. Всегда ему чего-то не хватает. Всегда он жалуется и претендует. Он не умеет ценить свое достояние и извлекать из него все возможное; и слишком часто ему кажется, что он непременно должен «достать» или «добыть» себе такое, чего у него нет. Все мы, люди, существа несытые и неблагодарные, склонные к недовольству и ропоту.

Вот так - и с возрастом...

Есть в жизни человека такая раздельная черта, до которой он торопит течение времени и от которой он хотел бы его замедлить или остановить. Эту раздельную черту люди переступают в разные сроки. До нее человек говорит себе и другим: «ну, я совсем уже не так молод»... потому что ему все кажется, что его принимают за ребенка... А после нее человек всегда готов сказать и другим и себе: «но я совсем еще не так стар»... потому что он чувствует бремя лет и не хочет поддаваться ему. Мы все незаметно косимся на других - что они о нас думают, за кого нас принимают и как определяют наш возраст? А эти «другие» нигде не учились верному восприятию людей и определяют возраст по внешним признакам; и признаки эти слишком часто бывают обманчивы. Личность человека есть обстояние внутреннее, внешними признаками неуловимое; а возраст относится именно к внутреннему миру человека, ибо он есть качество духовное.

Бывают дети без сердца и воображения, рассудительные не по летам и черствые от рождения: «тощий плод, до времени созрелый» 21 (Лермонтов); они никогда не были. молоды и приходят в жизнь высохшими стариками. И бывают люди больших лет, с глубоким сердцем и живым духом, подобные старому, благородному, огненному вину. У кого сердце поет, тот всегда юн, а у кого сердце никогда не пело, тот родился стариком. Истинная молодость есть свойство духа - его сила, его творческая игра. И там, где дух веет и расцветает, где сердце поет, там старость есть только бестактность времени и обманчивая видимость.

К сожалению, люди мало знают об этом. У них не хватает духовной силы, чтобы самостоятельно определять свой возраст; и нет у них искусства оставаться духовно молодыми. Поэтому они покоряются состояниям своего тела, озабоченно считают про себя прожитые года, сокрушенно смотрят на свои падающие волосы, стараются скрыть от других свой настоящий возраст, сердятся на неосторожные вопросы, замалчивают день своего рождения и в конце концов принимают свои железы за главное в жизни... Как часто мы бываем несчастны от близорукости и наивности и не понимаем, что духовность есть ключ к истинному счастью...

Смолоду человек смотрит вперед и ждет небывалых возможностей; ему не терпится стать постарше и показать себя взрослым, а то ему слышатся отовсюду обидные словечки («ребенок», «мальчишка», «молокосос») и ему все кажется, что люди обмениваются улыбками на его счет... Он все мечтает выйти из детских лет и приобщиться всем тайнам взрослости, которые от него зачем-то скрывают... Зачем?

Но вот свершилось: испытания детства кончились и взрослые говорят с ним, как с взрослым; ребяческая обидчивость исчезает, ни юношеской заносчивости, ни раздражительности больше нет. Ему кажется только, что старшее поколение скучно и надоедливо, что в нем есть что-то старомодное, устарелое, какая-то даже закостенелость. «Эти старики» думают, что у них есть какой-то особый «опыт жизни», которого он будто бы лишен; что они все знают и понимают лучше и что все всегда должно оставаться «по-старому, как мать поставила». И все они ссылаются на свой «авторитет» и не дают ему ходу. Но, впрочем, время идет и скоро он вступит в свои права...

Незаметно для себя он переступает потом ту роковую черту, тот жизненный водораздел, после которого человек перестает торопиться и опоминается лишь тогда, когда все уже свершилось. Теперь ему уже не хочется становиться все старше и старше,- довольно. Напротив, так приятно было бы замедлить или приостановить полет времени. Вотуже подрастает новое поколение, со своими новыми вкусами, манерами и суждениями. И ему уже кажется, что это какая-то странная молодежь, что у нее что-то неладно и что сама она не знает, чего хочет. «Трудно с ними сговориться, они нас не понимают, а мы их»... И скоро он уже жалеет о прошлом, и хотел бы его вернуть, и хотел бы сбросить с плеч лет десять-пятнадцать... Но, к сожалению, это невозможно...

Итак, человек всегда недоволен; и он не прав в этом, особенно в том, что касается возраста. Надо не жаловаться и не роптать, не торопить и не замедлять, а уходить от своего возраста, не поддаваться ему. Возраст не определяется долготою жизни и состоянием тела; он определяется другим мерилом. Покорность и беспомощность здесь неуместны; страх и притворство - унизительны. Надо добиваться и добиться независимости от своего возраста. Не надо спорить с ним и тяготиться им; пусть приходит старость: она не должна гасить нашу молодость. Можно быть сразу старым и молодым. Надо духовно одолевать свой возраст и превращать его в неважную мелочь существования...

Легко сказать... Но как же это делается?

А вот как.

Во-первых, надо определять возраст не по состоянию тела, а по состоянию духа. Во-вторых, надо наслаждаться во всяком возрасте его благороднейшими радостями и разрешать выдвигаемые им духовные задачи. И, в-третьих, надо жить во всяком возрасте тем, что не стареется и не устаревает, что от века и на века. И все это входит в искусство жизни.

Каждый возраст имеет свои цветы. Каждый несет свои радости. Каждому доступна своя духовная красота. И надо уметь наслаждаться всем этим.

Ребенок открывает глаза и видит перед собою мироздание во всем его богатстве и великолепии. Каждая былинка готова сообщить ему свою тайну, каждый цветок смотрит на него с приветливой лаской; каждая стрекоза прельщает его своим полетом; каждое дерево шепчет ему о величии и силе. Это есть время естественного богатства, изумления, радости, доверчивости и тайн. Девственная восприимчивость души, радость новых открытий, догадок и предчувствий, художественная серьезность в игре, непосредственное слияние с природою, первые пробуждения духа...

Юноша открывает любовь в ее сладостном томлении и в ее мучительном блаженстве. Каждая женщина кажется ему сосудом с нежною тайною, каждая сулит ему возможность будущего, идеального счастья. Это есть время мечтательных поисков, влюбленности и застенчивости, дружбы и отречения, время «вопросов» без ответа и время внутренней борьбы с самим собой. Весна, целомудренная любовь, первые бури, первый закал в разочарованиях, счастье искренней любви ко всей вселенной...

Взрослый человек находит свое жизненное призвание и занимает свое место в мире. Ему предстоит целый ряд драгоценных и радостных открытий. Он познает жизнь во всей ее трудности, серьезности и ответственности; он утверждает свою духовную самостоятельность; он убеждается в том, что воля есть сила строющая и оформляющая. Это есть время завершения личного характера, обнаружение своих сил и способностей; это время увлекательных замыслов и перспектив, время вступления в брак и рождения первого ребенка. Счастье начавшейся жизни, радость завершившейся любви.

Зрелый муж познаёт радость и муку человеческого творчества и божественную значительность мира. Он уже видит и предметную глубину жизни, и предел своих личных сил. Перед ним раскрывается сущность вещей, и жизнь его вступает в период плодоношения. Это есть время опубликования главных трудов и воспитания нового поколения, время заслуг, признания и восхождения. Красота позднего лета; благоухание сложенных скирдов и собранных яблок; счастье зрелых и законченных созданий.

Старость вкушает покой и тишину сердца; она видит перед собой дивный горизонт жизни и наслаждается властью свободного отречения. Это есть время отстоявшегося созерцания, сладостных воспоминаний, высшей духовной зрелости. Чудесное бесстрастие дружбы; благодатное богатство осени; одинокое стояние на сторожевой башне; тихое учительство мудреца; мировая скорбь философа; молитва отшельника о страдающих людях.

А древнему старцу дано еще большее и высшее: он приобщается таинственной целесообразности мира во всей ее глубине и благости; он уже проникает взором в потустороннюю жизнь и готов благословить свой земной конец. Тихое освобождение от всего слишком-человеческого; беспристрастное и бескорыстное созерцание; благословляющая любовь; лучезарный закат солнца; предчувствие близкого преображения жизни.

Подумать только: сколь же счастлив человек, приемлющий утехи старости и не утративший даров юности... Сколь счастлив он, если в сердце его по-прежнему поет любовь, а из старческого ока сверкает детская искренность...

А если он прожил свою жизнь в служении вечному - в любви, в духовном созерцании и в божественной ткани мира, - то жизнь его была благословенная и счастливая... Это означает, что он еще ребенком радовался дуновениям Божиим в мире и что юношей он созерцал искру Божию в своей возлюбленной; вступая в жизнь, он уже постигал, Кем он призван и к чему, а зрелым мужем - твердо знал, Кому и чему он хранит верность. Тогда и поздняя мудрость его будет проникнута духовной любовью и он будет светить своему народу, как духовный маяк. И кто вступил в его луч, тот почувствует неземной источник этого луча. И покидая землю, он спокойно и радостно вступит в тот вечный мир, которому всю жизнь принадлежали его помыслы...

И если так жить, то жизнь станет цветущим садом. Возраст будет преодолен, старость окажется одухотворенною... И не на что будет жаловаться и роптать.

21 Лермонтов М.Ю. Дума // Собр. соч.: В 4 т. Т 1. - М., 1975. - С. 46.

“Видите ли, когда я наблюдаю современную жизнь, то мне часто кажется, что люди придают чрезмерное значение всякому имуществу и богатству, как будто большое состояние равносильно большому счастью. А это совсем не верно. Кто так думает и чувствует, тот, наверное, проживет несчастливую жизнь. И этому я научился у моего покойного прадеда». Так писал русский философ, писатель публицист Иван Александрович Ильин.

Я прочитала статью « В чем смысл жизни» в журнале «Благодарение с любовью», где И.А.Ильин рассказывает о своем прадеде.

Она заставила меня задуматься о том, как часто мы в погоне за призрачным богатством забываем о родных, близких, которых обделяем своим вниманием. Надеюсь, эта тема волнует не только меня.

Я не редко наблюдала, как у людей, занимающихся сетевым бизнесом, портились отношения в семье, с друзьями, а потерпев неудачу в одной компании, они искали другую.

Почему так происходит? Наверное, причина в нас, в нашем отношении к делу. Что мы ищем? Деньги? Богатство? Ради кого? В погоне за деньгами упускаем из виду, что главное принести благополучие людям.

Насколько честны мы сами с собой? Как тщательно мы выбираем компанию и продукт, чтобы потом с искренним чувством предлагать его другим? Порой люди очень доверчивы! Или наоборот, не доверяют никому и отказываются от помощи, которая могла бы решить их проблемы.

Вот советы прадеда И.А. Ильина, который прожил по его словам счастливую жизнь. Текст частично взят из этой статьи.

Одно из двух: или ты им владеешь, или оно на тебе поедет. А оно – хи-и-трое. Только заметит, что ты ему служишь, так и начнет подминать тебя и высасывать. И тогда уж держись: проглотит тебя с душою и телом. И тогда тебе конец: оно займет твое место и станет твоим господином, а ты будешь его холопом. Оно станет главным в жизни, а ты будешь его привеском.

Вот самое важное: человек должен быть свободен; да и не только от гнета людей, но и от гнета имущества. Какая же это свобода: от людей независим, а имуществу своему раб?

Свободный человек должен быть свободным и в богатстве. Я распоряжаюсь; мое имущество покоряется. Тогда я им действительно владею, ибо власть в моих руках. Тут нельзя бояться и трепетать. Как бы оно не ушло от него, как бы оно не повергло его в бедность. Тогда имущество, как ночной упырь, начнет высасывать человека, унижать его и все-таки однажды, хотя бы в час смерти, покинет его навсегда…

Оно дается нам не для того, чтобы поглощать нашу любовь истощать наше сердце. Напротив. Оно призвано служить нашему сердцу и выражать нашу любовь. Иначе оно станет бременем, идолом, каторгой.

Мое достоинство не определяется моим имуществом; моя судьба не зависит от моего владения; я ему не цепная собака и не ночной сторож.

– Сегодня много говорят, что из-за перехода на новые коммуникативные технологии пропасть между родителями и подростками расширилась и углубилась, правда ли, что она непреодолима?

– По-моему, разрыв между родителями и детьми был всегда, и всегда родители жаловались на это молодое поколение, которое не уважает старших, – мы же все знаем великую цитату о молодых, не почитающих авторитетов, которой несколько тысяч лет. Мне кажется, сегодня никаких особых новостей нет. Более того – именно сейчас появляются родители, которые очень дорожат добрыми отношениями со своими детьми. Летом я занималась с подростками, мы обсуждали современную подростковую литературу, и кто-то из моей группы сказал: «Я читаю книжки, там у всех такие конфликты, такие проблемы, мне даже стыдно, что у меня все хорошо: любящие и понимающие родители, отличные учителя, и всего этого ужаса нет, мне неловко за свое благополучие».

У современных детей появились родители, которые заботятся не только о том, чтобы дать им все самое лучшее и обеспечить хорошее образование (хотя это никуда не делось), но они, кроме того, поняли, что главное, что они могут дать ребенку, – это ощущение внутреннего солнышка в душе, чувство, что он кому-то нужен, что его любят, что он имеет право быть на белом свете. А это именно то, что обычно пропадает из родительско-детских отношений во время подросткового кризиса – ребенку кажется, что на свете нет ни одного человека, который бы о нем заботился, думал, которому была бы небезразлична его судьба.

– Почему произошла такая перемена?

Я думаю, случилась смена родительской парадигмы – она ведь регулярно меняется. Мое поколение растили в понимании того, что мы несем моральную ответственность, обязаны отдавать какой-то долг – родителям, стране, миру. В 90-е годы родители считали, что их задача – обеспечить детям все самое лучшее и непременно запихнуть их в социальный лифт, который уходит наверх, – отсюда возникла вся эта безумная родительская гонка с ранним развитием, подготовкой к школе с двух лет. А сейчас снова смещаются акценты. Люди хотят понимать, как им быть хорошими родителями, как разговаривать со своими детьми, пытаются решать проблемы более грамотно.

Это не значит, что все родители как один стали добрыми и понимающими. Но мне кажется, что сейчас постепенно становится все больше мам и пап, которые озабочены тем, чтобы детям дома было хорошо, чтобы дом был для них местом силы, а не местом, где их бесконечно жучат, воспитывают, ругают. Может быть, свою роль сыграло распространение педагогической литературы, родительские интернет-порталы и сообщества. Интернет здесь играет положительную роль. Но, с другой стороны, он все-таки невротизирует родителей, которые получают слишком много непроверенной и противоречивой информации, и возлагают на себя неудобоносимые бремена родительских обязанностей и унывают от того, что все идет не так, как положено в идеальной семье.

Раньше – бесконечно болтали по телефону

– Оказывает ли интернет разрушительное влияние на детей? И разве он не разобщает?

– А родители разве не в интернете? Интернет – это техническое средство, как машина – средство передвижения. Машина может ездить, может давить. Так же и интернет. У него самого по себе нет ни души, ни воли, ни злонамеренности. Но, тем не менее, интернет – это средство, подразумевающее виртуализацию общения. Основное детское общение переехало в интернет, и нас, родителей, это пугает. Но с другой стороны, если бы у меня в детстве был интернет…

У меня были очень сложные отношения с одноклассниками, и мы очень во многом с ними расходились. И у меня было ощущение, что я существую не в своей среде, что я в ней чужая, а может быть, просто дефективная. И только когда я поступила в университет, я поняла, что такие люди, как я, бывают, и их много. Я была счастлива, что нашла себе подобных. Но до этого они не находились. А интернет значительно облегчает поиск себе подобных. Правда, одновременно ты находишь массу ненужного, вредного и глупого.

– И подростки точно так же запирались у себя в комнате с магнитофоном…

– Или бесконечно болтали по телефону, и у него их было не отнять. Я это еще застала со старшим ребенком, когда девочка висит на телефоне часами, ведет с подружками бессмысленные разговоры. Все эти «ха-ха», «хи-хи» бесконечно бесили родителей, пробиться к телефону было невозможно. Родители нынешних тридцатилетних это наверняка хорошо помнят. У младшего все это общение уже было перенесено во «ВКонтакте».

– То есть всегда были какие-то средства отчуждения детей от родителей?

– Конечно. Но раньше общались либо по телефону, либо вживую. И правила общения были совсем другие. Скажем, когда мы жили в университетских общежитиях и телефонов ни у кого не было, только автомат на первом этаже, считалось вполне приличным зайти по делу, если в окне горит свет. Даже если уже 11 вечера.

А сейчас все чаще говорят о том, что даже телефонный звонок, если есть другие средства связи – мессенджер, почта – уже воспринимается как вторжение в твое личное пространство.

Этот пузырь личного пространства у нас, благодаря развитию технологий, стал гораздо больше.

Cделать жизнь выносимой

– Может, когда вы говорите о современных родителях, вы судите по своему кругу, который читает книги, водит детей на резонансные выставки, и так далее?

– Конечно, я говорю о том, что я вижу вокруг себя. Конечно, если бы я жила в маленьком поселке и работала в обычной поселковой школе, я бы видела другой фрагмент реальности. Общая картина и складывается из наших частных наблюдений. Но и вокруг себя я наблюдаю разное. С одной стороны, родители действительно стараются повернуться лицом к детям. А с другой – я часто вижу, что родители не в состоянии управлять своими чувствами, легко теряют контроль над собой, не выносят разочарования – и все это обрушивается потоками на их детей. Но при этом я вижу, что у таких родителей появляется запрос на семинары по управлению гневом – и они тоже начинают появляться.

То есть люди уже осознают, что проблема есть. Они еще не научились ее решать, но они ищут решения. Разумеется, есть и те, кто считает, что орать на детей можно и нужно. Они продолжают проповедовать кнут и говорят о необходимости физических наказаний. По счастью, когда мы становимся взрослыми, мы уже можем сами выбирать свою среду и формировать свое окружение. Выбирать работу, приход, круг друзей – и реальный, и виртуальный. Словом, находиться среди людей, которые нам симпатичны и ценности которых мы разделяем. Это несколько ограничивает кругозор, конечно, зато позволяет обустроить свой уголок реальности так, чтобы жизнь была выносима.

– Но вы не можете выбирать детей в классе, в котором преподаете, и их родителей, вы волей-неволей сосуществуете с теми, кто к вам пришел.

Но у меня есть выбор – в какую школу идти работать. В любой школе есть определенная система ценностей, которыми вся школьная жизнь пронизана сверху донизу. Люди, которым в этой системе ценностей нехорошо, в этой конкретной школе не удерживаются, а другие к ней, наоборот, тянутся. Я в молодости работала в очень хорошей школе. И когда переехала в Москву – не пошла работать в любую школу – в любой после хорошей уже не смогла бы. Я часто слышу, что выбрала себе санаторно-курортный режим и хороших детей. Но хорошей школу делают не дети, а коллеги. Я могу работать не во всяком педколлективе: я хорошо понимаю, что, по всей вероятности, у меня впереди не полжизни, а меньше, а жизни активной – еще меньше, зачем же ее тратить на совмещение неприятного с бесполезным? И это не о детях – это о педагогическом коллективе и его ценностях.

«А за что тебя уважать?»

– Родители, о которых вы сказали – с травмами, гневом и криками – их стало больше или нет?

– Не знаю. Мне кажется, почти у каждого из нас в душе какая-то своя печаль, поскреби – и обнаружится детская травма, незаживающие раны. У каждого свои триггеры, от которых моментально срывает крышу. А дети мастерски умеют выводить из себя, это каждый родитель знает. Современным родителям трудно еще и потому, что отчасти поменялась парадигма отношений взрослых и детей, которая в нашем детстве была построена по принципу типа «я – начальник, ты – дурак: я командую, ты подчиняешься; я – все, ты – никто» (мама, я это не про тебя!). Я в детстве часто слышала: «А за что тебя уважать?». А моей однокласснице сказали однажды: «Мала ты еще – свое мнение иметь».

– А сейчас можно такое от учителя услышать?

– Можно, конечно. Учителя старой закалки никуда не делись. Но сейчас прекрасно отлажена система родительских жалоб в инстанции. И эта учительская грубость потихоньку перестает восприниматься как норма. Родительская грубость тоже отчасти перестает восприниматься как норма. Но дома-то это происходит за закрытыми дверями, а учительская грубость публична, и поэтому она постепенно делается достоянием общества. Мы регулярно читаем в прессе об учителях, которые то закатали жвачку ребенку в волосы, то кому-то скотчем рот заклеили, – и общество понимает, что это дикость и жесткое отношение к ребенку. Мы понимаем, что если учитель целый урок орет на детей вместо того, чтобы заниматься с ними делом – то или у него нервный срыв и ему надо на больничный и подлечиться, или он просто профнепригоден – но это никак не норма. А в моем детстве это было в порядке вещей.

Но новая парадигма, при которой авторитет зарабатывается не давлением сверху вниз, не жесткостью, а чем-то другим – профессионализмом, например, человеческими качествами, – еще не наработана. Учителям старой закалки тяжело работать в ситуации, когда их уже не уважают просто за то, что они взрослые и учителя.

Но одновременно с этим появляется понимание того, что тебя – и взрослого, и ребенка – обязаны уважать за то, что ты человек. Дети, правда, уже хорошо понимают, что их надо по умолчанию уважать, но еще не понимают, что это двусторонний процесс, что они тоже должны уважать взрослых на тех же основаниях. Это даже смешно: ситуация перевернулась, как песочные часы, и взрослые получили возможность почувствовать то, что когда-то чувствовали дети.

– У нас в школе была конфликтная комиссия по поводу отношений между двумя учениками, и завуч говорила о детях: «Они не просто ставят нас на равных с собой – они ставят нас ниже себя! Они могут сказать учителю: «А кто ты такой, чтобы я тебя слушал?»

– Это высвечивает еще одну проблему – отсутствия общественных договоренностей в области образования и отсутствия договоренностей между участниками образовательного процесса в самой школе. То есть между педагогами, родителями и ученикам. Те договоренности, которые раньше работали по умолчанию: «ты ребенок – ты никто, уважать тебя не за что, тебя привели в школу – сиди и учись, молчи и делай, что взрослые скажут», – теперь спотыкаются о вопрос ребенка: «А зачем мне все это надо? Я личность».

А ответа наша система образования пока не придумала. Общеизвестно, что можно привести лошадь к реке, но нельзя заставить пить. Школа уже заставить ребенка не может. Она возлагает эту функцию на родителей, но у родителей тоже не выходит заставлять. И все растерянно ищут новых путей: если нельзя заставить, то что можно? Как сделать так, чтобы ребенок учился? Дети – равноправные участники учебного процесса, такие же, как родители и школа. В некоторых странах (и в некоторых школах, я видела это в одной московской школе) они тоже подписывают договор, что берут на себя определенные обязанности: учиться, уважать чужое достоинство, соблюдать правила. Это постепенно начинает проникать в школьную практику: взрослые уже догадываются, что ребенок – субъект образовательного процесса, а не объект.

– Проблема в том, что даже если ребенок подпишет эти правила и потом их нарушит, он прекрасно знает, что ему ничего за это не будет, потому что школа не имеет права его исключить – его учитель даже за дверь не может выгнать по правилам безопасности.

– Это еще один нерешенный вопрос: наказывать – нехорошо и неэффективно. А если не наказывать – тогда что? Если воспитывать не страхом наказания – то как?

Мы потихоньку двигаемся от авторитарной парадигмы к относительно гуманистической, но в массовых школах обычно существует какой-то гибрид. Так же, как в мире есть демократические страны, есть тоталитарные, а есть ни то ни се, так и школах внутреннее устройство бывает разным.

И большинство школ страны, мне кажется, находятся в таком же состоянии, как и вся страна: конституция есть, законы есть, называется все демократия, но на практике все равно немножко диктатура.

Школа понимает, что по старым правилам жить нельзя – то есть она, может, и хотела бы, но с нынешними детьми это не работает, а что с ними работает, школа еще не знает. И, наверно, это самый главный вопрос сегодняшней школы или сегодняшней педагогики: а как с ними по-другому? Для родителей есть какие-то ответы, основанные, например, на теории привязанности. Но ведь и в школе работает то же самое, что и дома: хорошие отношения с детьми, их включенность их в какую-то сознательную умную взрослую жизнь, в которой интересные, занятые своим делом взрослые создают свой привлекательный мир, в котором им хочется жить и существовать, из которого не хочется убежать, зажмурившись, сказав: «Что, это и есть взрослая жизнь? Да я туда не хочу, я хочу вечно быть маленьким ребенком, лежать на диване, играть, и чтобы меня кормили». Это зависит от школы – создает она такой климат внутри себя или не создает.

Найти мастера Йоду

Я видела очень разные школы. Если их сравнивать с государствами – бывают школы, где царит диктатура. Там могут быть очень жесткие внутренние правила, очень высокие требования. Они могут давать хорошее предметное образование – но ты там не человек, а обучающийся, который должен показывать хорошие результаты. А за твои проступки твое личное дело будут разбирать на общешкольном собрании или педсовете, такая модель советской «проработки».

Другая модель – то, что я наблюдала в одной знакомой мне школе, где вообще никто никому не нужен: учителя делают вид, что учат, дети делают вид, что учатся, родители делают вид, что интересуются успехами своих детей.

Школа вечно валит на родителей какие-то свои недоработки: «Вы не умеете их воспитывать», родители валят на школу: «Вы не умеете их учить». Все друг другом недовольны, но при этом дети получают свои тройки и держатся в рамках умеренного, не совершают каких-то грубых выходок, потому что зачем им наживать себе колотье в боку. Все это работает на подношениях, бесконечных сборах денег – то на жалюзи, то горячий стол учителям в день экзамена, то на день рождения директору… Эту модель школы многие помнят по девяностым годам.

А может быть и школа, где, наоборот, всем чего-то надо, где дети с утра до вечера заняты массой интересных дел, в которых взрослые им помогают. Такие школы реально существуют, слава богу, пока еще не все додавили. И там дети не очень-то сидят в соцсетях, потому что им просто некогда – соцсети для них выполняют, скорее, функцию телефона, мессенджера, способа самоорганизации.

– Как быть с детьми, на которых таких школ не хватает? Мы-то с вами знаем, что их можно пересчитать по пальцам.

– Дети должны быть заняты каким-то делом, которое им интересно. И у них должен быть взрослый, даже, может, не родитель, а наставник. Мастер Йода, если хотите. И этого значимого взрослого надо для ребенка искать. Это вовсе не обязательно доктор наук или учитель года – это может быть дядя Вася в гараже, с которым интересно разбираться в машине и копаться в моторе, а заодно поговорить за жизнь. Один значимый взрослый. Это может быть дедушка или крестная, ради любви к которым ты не полезешь в форточку кого-то грабить. Это может быть учитель или школьный психолог, который тебя принимает, который не делает тебе постоянно замечаний, с кем ты можешь разговаривать о том, что тебе важно.

Еще очень важно, чтобы дети были включены в какую-то осмысленную социальную активность. Когда дети реально заняты делом и видят, что от них что-то зависит, что они могут сделать для общества что-то, что изменит его к лучшему, это становится для них очень мощным социализирующим фактором. У них у всех в принципе есть такой порыв. Когда они обнаруживают для себя взрослый мир со всем его неблагополучием и безобразиями, у них естественно, возникает состояние бунта: я не хочу в этот мир, здесь все плохо, все не так, как мне нравится. И если этот бунт направить в нормальное русло, показать, что они реально могут что-то сделать, чтобы в этом мире стало лучше, тогда и они себя лучше чувствуют, и им меньше хочется пойти, убить себя об стену или ловить каких-нибудь китов во «ВКонтактике».

– Даже если они просто понимают, что от них что-то зависит, что кто-то ждет их помощи, что они нужны…

– И что они реально могут ее оказать, что есть кто-то, кто их любит, кому они нужны. Любовь – это очень мощный привязывающий к жизни фактор. Любовь, которая держит тебя, и любовь, которой держишься ты. Тут изобретать ничего не надо, и наше время в этом смысле ничем не хуже и не лучше любого другого.

“Заберите меня из мира – у него пятая “двойка”

– Как быть с подростками – что будет с отношениями, если ежедневно происходят мелкие разборки, появились острые углы, которых не было раньше?

– На родителей подростков ложится невыносимая нагрузка, потому что в нашей системе они отвечают за учебу ребенка, они должны помогать ему справляться с поступлением, потому что схема этого поступления может быть для ребенка очень сложной, и от них требуется максимум самообладания, чтобы и самим не тревожиться, и ребенку помогать, служить для него источником поддержки, а не дополнительного беспокойства.

Главная задача родителя в наше время – самому оставаться умным, взрослым, спокойным, эмоционально стабильным, уравновешенным. То есть быть не еще одним маленьким, нервным и растерянным ребенком, как и он, и не ждать от него эмоциональной поддержки, не тащить все время это одеяло заботы на себя, а наоборот иметь возможность иногда укутывать ребенка этим одеялом.

Особенность нашего времени – высокая эмоциональная и учебная нагрузка на детей, особенно на стадии перехода от школы во взрослую жизнь.

Ребенку тяжелее, чем взрослому, потому что он менее гибок, у него меньше опыта, меньше навыков решения проблем.

Он еще не знает, что «и это тоже пройдет», не понимает, что завтра будет другой день, что жизнь не кончается с двойкой на ЕГЭ. Но родители бывают совершенно не способны ему помочь: они сами могут быть настолько эмоционально нестабильны, что кто бы им самим помог, кто бы их пожалел. Я бы сказала, что главная задача родителя подросткового возраста – это забота о своем душевном благополучии.

– Я правильно понимаю, что родителям крайне важно повзрослеть в этот период?

– Да, к тому времени, когда начинает взрослеть твой ребенок, хорошо бы, чтобы ты сам уже вырос, научился стоять на двух ногах, умел понять, не втянут ли ты в созависимые отношения, чтобы ты сам отвечал за свое эмоциональное состояние, а не возлагал ответственность за него на другого. Чтобы неудачи ребенка не деморализовали маму настолько, чтобы она писала в соцсетях: «Заберите меня из этого мира – у него пятая двойка за контрольную по математике». Чтобы она была в состоянии помочь и ему и себе в этой ситуации и не развалиться от этого. Надо искать какие-то техники самопомощи, способы минимизировать этот стресс в ежедневных отношениях. Научиться вместо того, чтобы каждый раз при любом взаимодействии втыкать в ребенка гвоздь: «опять ты, такой-сякой, делаешь то-то и то-то», – научиться говорить это как-то иначе. Ну вот хоть попытаться я-сообщениями разговаривать, как у Гиппенрейтер.

– «Мне не нравится, когда дети так себя ведут. Мне бы хотелось, чтобы…» Мне это напоминает диалоги в сумасшедшем доме.

– Когда я прихожу домой, например, усталая и вижу, что у меня там…

– …гора посуды, расшвырянные вещи и несделанные уроки…

– …то я вполне могу созвать детей, и сказать: «Дорогие дети, мне сегодня до семи утра надо написать статью. При этом я вижу перед собой двух взрослых детей, которые ничем не заняты, двух невыгулянных собак, гору посуды и грязь на полу в прихожей. Не кажется ли вам, что это несправедливо?»

– То есть не обвинять, исключить по возможности «а ты!..», «опять ты!…», «сколько раз тебе…», не орать, а брать логикой?

– Да. Я говорю: «Я наблюдаю проблему. Я испытываю по этому поводу такие-то чувства». Можно даже и покричать, если вы испытываете чувства такой интенсивности, что хочется кричать: «А-а-а! Какой ужас! Здесь все загажено, здесь кругом безобразие! Мне ужасно! Я хотела лечь поспать, а теперь приходится это все выгребать, вывозить и выводить!». Это все хорошо описано в нескольких книжках – например, в «Языке жизни» Маршалла Розенберга, где он пишет о теории ненасильственного общения.

В вашей ситуации вы говорите о том, что видите, что по этому поводу чувствуете и чего бы вам хотелось: «Дорогое дитя, я вижу, что ты еще читаешь и не собрана. Нам через две минуты выходить. Меня от этого уже трясет: если мы выйдем поздно, я всюду опоздаю. Что делать?» Это работает, потому что мы не набрасываемся на ребенка с воплем «ты плохой», и ребенок не отвечает нам воплем «сам ты плохой», а вынужден включиться в решение вопроса. Если в этом потренироваться – может быть и не придется всякий раз по поводу бумажки на полу исполнять арию пиковой дамы, достаточно будет сказать: «Я вижу бумажку на полу». А дитя уже поймет и скажет: «Да-да-да». А может быть, и не скажет, конечно, дети разные.

Иной подросток взрывается от любого прикосновения, и жизнь с ним – как у сапера: чуть ошибешься – взрыв.

Это очень трудно: здесь родитель не имеет права взрываться, а для него самого это эмоциональное напряжение оказывается абсолютно невыносимым. В таких случаях бывает нужна помощь специалиста, который поможет родителю разобраться с его внутренней болью, которая не дает ему вынести эту нагрузку. Львиная доля проблем в подростковом возрасте – это проблема неспособности регулировать свои эмоции и с одной, и с другой стороны. С другой стороны, это естественно: подростку положено быть невыносимым и отдаляться от родителей.

Ребенка бы съели – а начальника терпим

– Одни психологи говорят: «Не надо держать в себе раздражение, не надо это подавлять, ребенку полезно видеть, что мама – тоже живой человек», другие говорят, что ни в коем случае нельзя кричать на ребенка и транслировать ему свою повышенную тревожность. Что делать?

– Можно кричать не «аааа, ну что ты за дрянь такая!», а – «А-а-а-а! как мне плохо!». Можно?

– Контролируемый крик – разве не утопия? В тот момент, когда ты начинаешь кричать, ты перестаешь себя контролировать.

– Ну, мы же обычно удерживаемся от крика, когда нас начальник бесит, например? Ребенка бы давно уже съели со всей одеждой – а начальника терпим. А наорать на ребенка – чувствуем себя в полном праве.

Потом, наверное, надо себя понимать и видеть, когда ты уже закипаешь. И не доводить до точки невозврата.

Вовремя убегать, закрываться на кухне. Если орать уже не начал – ну не надо включать типичную блатную истерику: «Что ты сказал? Что ты сказал, а? Что ты сейчас сказал, мерзавец?» – когда ты сам себя подзаводишь, а потом уже заводишься и орешь. Пока ты в состоянии еще что-то контролировать, – можно пытаться кричать, что мне – мне плохо, мне ужасно, меня сейчас разорвет на сто кусков, я больше не могу этого выносить.

Про себя кричать, а не про то, что ребенок тебя загоняет в гроб, хоть бы его уже вообще не было. Нельзя транслировать «я хочу, чтобы тебе было больно» и «я хочу, чтобы тебя не было».

Но мамам очень трудно тоже, их иногда потому и несет. Бывает, что и ребенок сложный, и помощь ему нужна – а послушаешь маму и понимаешь, что ребенок еще ничего, а вот маме уже срочно-срочно нужна помощь, иначе она погубит и себя, и ребенка.

Надо научиться искать помощь себе. Взрослому, особенно если он родитель подростка, чрезвычайно важно обрести к этому периоду эмоциональную стабильность – это даже, наверное, важнее, чем обрести большую зарплату и начальственное положение.

База, как у робота-пылесоса

– То есть, транслировать таким образом ребенку ощущение какой-то безопасности: все хорошо, я рядом, я люблю, я пытаюсь тебя понять, я себя контролирую.

– Безопасности, устойчивости мира и того, что даже, когда ты его отпускаешь, ты тоже от этого не разрушишься, что он не разрушает тебя каждым своим поступком. Что у него еще есть эта самая база, как у робота-пылесоса: он поездит-поездит где-то, а потом всегда возвращается на базу для подпитки. Ребенок должен понимать, что база есть и что она не разряжена. А ребенку очень нужна подзарядка, во всех смыслах.

Когда он возвращается из школы – он приходит после полноценного рабочего дня. У него разряжены батарейки. Ему надо, как в русских сказках, чтобы его сначала накормили, напоили, в баньке попарили, а потом уже расспрашивали. Что делают родители? «Почему у тебя тройка по математике в электронном журнале? Что было сегодня в школе? Почему ты мне ничего не рассказываешь?» Пустите пылесос на базу, дайте ему сначала зарядиться, свалиться в угол с книжкой, отсидеться, помолчать, успокоиться. Не надо сразу на него кидаться: «Сделай уроки. Что было? А почему то и се? Почему мне твоя учительница опять звонит?» Это базовые вещи даже не из психологии, а из физиологии. Когда у меня, например, шесть уроков в день, я не могу даже сразу пойти в машину и поехать домой – я сижу на кафедре и молчу.

– Кстати говоря, многие взрослые так семье и говорят: когда я прихожу с работы, пожалуйста, полчаса меня не трогайте, мне надо прийти в себя, а потом я готов общаться. Но чтобы говорили, что нужно такое для ребенка, я слышу в первый раз.

– А он что, другое существо, что ли? У него тоже есть эта потребность, ему тоже нужна норка, в которую хочется спрятаться, завернуться в что-нибудь, съежиться, чтобы в ней было безопасно и тебя из нее не выковыривали какое-то время…

– …пылесосить, делать уроки и отчитываться за тройку в электронном журнале.

– Да-да. Дом ему нужен еще и для этого. И если дома есть родители, которые с ним могут делиться и еще какой-то своей энергией, своей любовью к жизни, если дома у него хорошо, у него запасы будут пополнены, он не будет уходить в какие-то виртуальные миры и искать там приключений.

Ксения Кнорре Дмитриева