Запретные цвета юкио мисима. Юкио мисима - запретные цвета

Карим Мустай

Помилование

Мустай Карим

"Помилование"

Перевод с башкирского Ильгиза Каримова

И что за мысль, ну об этом ли думать... В такой страшный час привязалась - страшнее часа ожидания смерти. И мысль-то не мысль, воспоминание одно. Там, над шалашом, лунная ночь - сердце теснит. С шорохом падают сухие листья - листья двадцатой осени Янтимера. Иной ударится о землю и прозвенит тягуче. Это, наверное, осиновый лист. Березовый так не прозвенит, он помягче. Или вместе с листьями, звеня, осыпается лунный свет? Луна полная, и тоже с этой ночи в осыпь пошла. А полная луна с детства вгоняла Янтимера в тоску и тревогу. Сейчас тоже. Впереди бесконечная ясная ночь. Будь она темная, с дождем и ветром, может, прошла бы легче и быстрей, а тут - замерла, словно тихое озеро, не течет и не всплеснет даже.

А память своим занята - она потери перебирает, крупные и мелкие. Отчего же не находки, не обретения, а утраты? На это Янтимер и сам бы ответить не смог. И правда, почему? Какие у него, у двадцатилетнего лейтенанта Янтимера Байна-зарова, потери, чтобы перед тем, как на рассвете совершить страшное дело, исполнить беспощадный долг, вот так перебирать их? Видно, есть. Время до войны в этот счет не входит. Там - другая жизнь, другой мир. Даже иная тогдашняя потеря теперь кажется находкой.

И странно - этот счет начался с ложки.

Первая напасть, случившаяся с ним на воинской стезе,- он ложку потерял. Широкая оловянная ложка, которую мать сунула ему в мешок, первой же ночью, как сели они в красный вагон, исчезла. Хотя, как это - исчезла? Не сама же, испугавшись фронта, из вагона выпрыгнула, назад подалась. Нет, его ложка была не из трусливых. Она с отцом Янтимера, Янбирде-солдатом, еще ту германскую прошла, в боях и походах закалилась, жизнь, с ее горечью и сладостью, вдоволь похлебала, набралась житейской мудрости. Каши-супа из котелка, горшка, чугунка, тарелки прямиком в рот, капли не обронив, бессчетно перетаскала, хорошо тянула, такая была ложка - хоть коренником ее запрягай! С правого краю, словно лезвие ножа, сточилась. Мать Янтимера, левша Гульгай-ша-енге, так обточила ее, что ни день - дно казана отскребывала. Это была не просто ложка - боевое оружие. Такие своей волей службы не бросают - разве только сгорят или сломаются. Надежный будет у моего сына спутник, - думала Гульгайша-енге. И вот как вышло...

Солдату остаться без ложки - все равно что без еды остаться. И на душу смута. Тем более в такой дороге: кажется, что пищу, тебе на этом свете назначенную, ты уже доел. Потеряйся нож, не так бы тревожно было.

В солдатском вагоне по обе стороны настелены нары в два яруса. Набилось человек тридцать. Все в одинаковой форме, все одинаково бритоголовые, и с лица сразу не отличишь. К тому же и света маловато только от приоткрытой двери. Одни с вечера, сразу как сели в вагон, перезнакомились, другие пока в стороне держатся, в компанию не входят, эти, видно, еще душой от дома не оторвутся. Возле двери стоит худощавый паренек, печальную песню поет. До тех, кто в вагоне, ему дела нет. Он свою песню сквозь открытую дверь туда, к оставшимся, с кем разлучен, посылает.

Я вышел в путь, а путь все длится, длится,

И я к Уфе дорогу потерял.

Боясь душою мягкой прослезиться,

Руки тебе, прощаясь, не подал.

По щекам паренька катятся слезы. И впрямь "душа мягкая". Влюблен, видать. Любовь, пока через тоску разлуки не пройдет, вот такой, малость слезливой, бывает. Певец вдруг замолчал. Маленькая голова, острый нос - он в этот миг стал похож на дятла. К тому же стянутая ремнем гимнастерка оттопырилась сзади, совсем как хвост. Вот-вот он в сердцах тюкнет клювом дверной косяк. Нет, не тюкнул.

А вон там, свесив ноги, сидит на верхней полке еще один - лет двадцати пяти, иссиня-черные волосы, впалые щеки, горбатый, чуть скривленный набок нос. Ростом далеко не ушел, но каждый кулак - с добрую кувалду. На глаз видно, какие они увесистые. Дня не прошло, а этот молотобоец стал в вагоне за атамана.

Я - Мардан Гарданов, прошу любить и жаловать, - сказал он вчера, как только эшелон тронулся. - Я такой: любишь меня - и я люблю, а не любишь... луплю! - И, довольный, что так складно сказал, так же ладно рассмеялся. - Я думаю, вы меня полюбите. Так что не бойтесь.

Сначала его выходка показалась странной, насторожила. Однако улыбчивое его нахальство, простодушная заносчивость, похвальба напропалую позабавили. А потом все это даже пришлось по душе. Речь у него только об одном, о лошадях. Говорит вдохновенно, все забыв, хмелея даже. Оказывается, в Зауралье, в совхозе он был "объездчиком-укротителем" - выезжал под седло полудиких лошадей, которые ходили в табуне, узды и седла не знали. И свои "люблю" и "луплю" он, наверное, сказал так, из ухарства.

Если всех лошадей, какие через мои руки прошли, вместе собрать, полную дивизию в седло посадить можно, - похвастался он, - и еще коней останется. А если всю водку слить, какую я выпил!.. Впрочем, чего ее сливать, кому она нужна, выпитая водка? А вот лошадь... да-а, лошадь... Ты мне любого черта дай... моргнуть не успеешь, а черт уже, что ангел небесный, по струнке идет! Только один с хребта скинул и копытом нос мне своротил, - он пощупал свой нос. - Рыжий был жеребец. Рыжая масть упрямая бывает, дурная, а саврасая или буланая - послушная, терпеливая; вороная масть - сплошь скрытная и хитрая, а вот белая - чуткая и чувствительная, особенно кобылицы. Думаешь, зря в старину батыры на Акбузатах* ездили?

* Акбузат - мифический конь белой масти.

Правда ли, нет ли все эти его рассуждения о нравах-повадках лошадиных мастей - неизвестно. Но слушатели верят. А коли верят, значит, так оно и есть.

Янтимера еще в детстве лошадиный бес пощекотал, и рассказ Гарданова он слушал так, что сердце замирало. Еще до того, как поступить в театральный техникум, он четыре лета помогал пасти колхозный табун, и потом, когда учился, каждое лето, вернувшись домой, брался за эту же работу. Казалось, не то что повадки - он даже мысли каждой лошади в табуне знал. А вот чтобы норов по масти различать, - такого не помнит. "Наверное, объездчик-укротитель больше знает. А ведь интересно..." - сказал он про себя и подошел к Мардану Гарданову. Встал перед ним... да и застыл. Что это? В глазах мерещится?..

Если бы только мерещилось!

Из левого кармана гимнастерки Гарданова торчала ручка оловянной ложки - его, Янтимера, ложки! Она самая! На конце ее выцарапана родовая Байназаровых тамга - "заячий след". Укротитель диких коней уже завел новую побасенку. Слушатели опять расхохотались. Янтимер же ничего не слышал, стоял и смотрел. Хотел сказать что-то... Куда там! Только - тук-тук, тук-тук - перестук колес бился в ушах. Не то что слово сказать... Только перестук колес в ушах.

Карим Мустай

Помилование

Мустай Карим

"Помилование"

Перевод с башкирского Ильгиза Каримова

И странно - этот счет начался с ложки.

Я вышел в путь, а путь все длится, длится,

И я к Уфе дорогу потерял.

Боясь душою мягкой прослезиться,

Руки тебе, прощаясь, не подал.

* Акбузат - мифический конь белой масти.

Если бы только мерещилось!

А может, не колеса это - кровь в ушах стучит? Перед ним вор. Ложку украл. Да хоть иголку - все равно вор. Вот сейчас Янтимер схватит вора за шиворот, закричит, осрамит его на весь вагон. "Ты вор! Бесстыжий! Ты никудышный товарищ!" - закричит он. Вот только с духом немного соберется... и скажет: "Попросил бы, я и сам отдал. Дело не в ложке. Дело в тебе самом".

С духом не собрался, язык не повернулся. Нет, увесистых кулаков Гарданова он не испугался. Перед людским бесстыдством спасовал. "Эх ты, Янтимер!* - вдруг вскинулось сознание. - Дух твой не железный - а тесто, воск, кисель! Вора в воровстве уличить силы не хватило. Засмущался, струсил... Размазня! А еще с врагом сражаться едешь. Родину защищать! Геройство выказать! Комедиант несчастный!" - "Комедиант" - это он уколол себя тем, что учился на артиста.

* Янтимер - железный духом (башк.).

Разум бушует, а язык молчит.

И вот что ясно почувствовал Янтимер: он тогда не только взятую из дому ложку, но какую-то частицу своего достоинства потерял. Вот как оно выходит - коли вещь твою украдут, то и душу без ущерба не оставят.

В роще, где береза смешалась с осиной, мотострелковая бригада коротала последнюю свою ночь накануне ухода на передовую. На рассвете она выстроится... Потом все кончится, и в...часов ноль-ноль минут она тронется с места. А пока между благополучно миновавшим "вчера" и неведомым "завтра" спят, размякнув, тысячи людей. Кто в землянке, кто в палатке, кто в шалаше. Только часовые бодрствуют. И еще трое... Один из них - комиссар бригады Арсений Данилович Зубков, другой - командир мехбата капитан Ка-зарин, ну а третий - командир взвода разведки Янтимер Байназаров. И в палатке медсанбата не спит одна девушка. Но ее печаль иная - ее тоска не на смертной еще черте.

Одиночные взрывы вдалеке не могут сотрясти покоя этой ночи. А ночь людям не только для любви и злодейства, она и для раздумий дана. Не будь ее, человек не знал бы ни сомнений, ни раскаянья, не смог бы судить о самом себе.

В застланном травой и листьями шалаше рядом с Янтиме-ром спит, по-детски посапывая, начальник техники артдивизиона техник-лейтенант Леонид Ласточкин. Уткнулся носом под левый локоть, словно спрятал клюв под крылом, и спит. Леня на два года старше Янтимера, но рядом с ним выглядит совсем подростком. И натурой своей еще из детства не вышел, все время в голове роятся какие-то несбыточные планы, мечты, надежды. Нет такой работы, чтобы ему не с руки, нет такого поручения, за которое он не взялся бы со всем усердием. Скажи ему: "Леня, вытащи вот этот колышек зубами", и он тут же своими торчащими, как долото, расшатанными на двухмесячной пшенной баланде зубами в колышек и вцепится. Он не думает, получится - не получится, прикидкой, с какой стороны взяться, тоже себя не утруждает. Что скажут сделает, что поручат - исполнит. Одного подстрижет, другому каблук к сапогу прибьет, третьему треснувший черенок лопаты заменит. Туда-сюда его носит, за одно берется, за другое. А если что не вышло - он не убивается, иную заботу ищет, в новую суматоху ныряет. И все это без малейшей корысти. Все старается доброе дело сделать, кому-то пользу принести. А у самого гимнастерка уже засалилась, пилотка от пота и грязи заскорузла, пуговицы на шинели через одну остались. Постирать, зачинить, пришить руки не доходят. Командир дивизиона - кадровый военный. Неряшливости на дух не выносит. Только увидит офицера или солдата, у которого одежда в чем-то не по уставу, разнесет в пух и прах, потом еще и взыскание наложит. А вот на Ласточкина рукой махнул: дескать, должен же быть один недотепа на дивизион, пусть ходит.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БАШКОРТОСТАН

ГБПОУ Аургазинский многопрофильный колледж

Выполнила:

преподаватель

Г.Т. Газетдинова.

с. Красноусольский

2015

Тема: Урок-суд по повести М. Карима «Помилование»

Цель: Обобщить и систематизировать знания учащихся, раскрыть проблему гуманизма, поднятую в повести «Помилование», воспитать в учениках ненависть к равнодушию, жестокости, бесчеловечности, научить учащихся отстаивать свое мнение, подбирать аргументы, строить доказательство, логическую цепочку рассуждений, ведущую к формулированию умозаключения.

Оборудование:

Повесть Мустая Карима на башкирском и русском языках.

Иллюстрации с изображением военных эпизодов.

Портрет писателя.

Урок рассчитан на 2 часа. Учащиеся заранее читают повесть. Выбираем трех судей. Они должны сидеть лицом к учащимся.

Группу делим на две подгруппы. Учащиеся первой подгруппы - обвинители, второй подгруппы - защитники.

Ведущий (учитель). Сегодня мы проводим урок - суд по повести Мустая Карима «Помилование». Слово дается первому судье.

1-ый судья знакомит с кратким содержанием повести.

Ведущий . У меня есть вопрос к защитникам по образу Любомира Зуха.

Вы можете назвать Любомира хорошим человеком? Он ведь обманул ефрейтора Калтая Дусенбаева, сказав, что у его машины тормоза неисправные. Этим нарушил устав.

1-ый защитник. Нет, Зух не с корыстной целью обманул Дусенбаева. Он краса роты. В батальоне его ценят за смелость, жизнерадостность, старательность. Нельзя забывать и о его возрасте - ему всего лишь 20 лет!

2-ой защитник. Любовь иногда ослепляет человека, затуманивает его разум. Здесь нужно видеть разницу между глупостью и жестокостью, ошибкой и преступлением.

3-ий защитник. Вина Любомира Зуха - не преступление. Он покинул свой пост, чтобы встретиться с любимой. Ведь Зух живой человек. Мы не должны видеть в нем только солдата. Мы должны видеть в нем 20-летнего молодого влюбленного.

Ведущий. Есть вопрос по образу капитана Казарина. Казарин - честный человек. Он не боится никакого наказания за ЧП в батальоне. Для него важнее всего совесть командира и соблюдение военного устава.Поэтому судьбу Зуха капитан Казарин вручает Верховной военной прокуратуре. Казарин, в отличие от майора, душевный, мягкий человек. Он не может простить себе то, что в Подлипках до конца не выслушал просьбу Зуха. Казарин мог разрешить Марии Терезе стать санитаркой или телефонисткой в батальоне - ничего
страшного не произошло бы.Перед расстрелом Зуха у капитана Казарина разбушевалась совесть. Можно ли его назвать плохим человеком?

1-ый обвинитель . Казарин прекрасно знает, что сержант Зух не преступник. Он даже мог спасти его. Если бы Казарин выслушал Зуха, понял, все было бы иначе.

2-ой обвинитель . Казарину не хватает душевной чуткости. Он же мог решить проблему Зуха сам. Нет. Казарин решил обо всем сообщить наверх. Правда, он испытывает угрызения совести за некоторые свои ошибки. Но ничего не предпринимает.

3-ий обвинитель . Капитан Казарин два раза мог спасти Зуха. Но он не сделал этого.Свои проблемы для него важнее, чем чужие. Из-за черствости Казарина проблема Зуха превращается в трагедию.

Ведущий. У меня есть вопрос защитникам по образу Марии Терезы. В трагедии Зуха, по-моему, есть и ее вина. Если бы она не сорвала яблоко и не кинула Любомиру, они бы не узнали друг друга. Никакой беды бы с Зухом не случилось.

1-ый защитник. Мария Тереза Бережная - испанка, которая «пропустила через свое сердце боль, страдание, слезы двух стран.». Сколько огня любви, стойкости, редкой и какой-то мудрой красоты в этой удивительной девушке, перенесшей столько лишений и горя, трижды осиротевшей, но и не потерявшей веры в жизнь! У нее есть право любить -ей всего лишь семнадцать. Нельзя ее винить.

2-ой защитник. Мария Тереза порядочная, терпеливая, красивая девушка. Когда Любомир Зух уезжал из Подлипок, она, испугавшись от отчаяния и горя сделать опрометчивый шаг, спряталась в погребе. Вот какая сила духа есть в 17 летней девушке!

Ведущий: Есть вопрос обвинителям по образу Янтимера Байназарова

Лейтенант-душевно богатая натура, слишком частный и прямолинейный. Именно он должен отдать приказ о расстреле Зуха. Той ночью онне может уснуть от тяжелых мыслей об участи. Любомира, Янтимер даже сходил к Любомиру, поговорил с ним. Вы видите что-нибудь плохое в его характере?

1-й обвинитель. Янтимер - хороший парень. Но он потерял ложку, которая ему досталась от отца. И мало того, зная, кто украл ее, не смог вернуть себе. Разум его бунтует, а сердце молчит. Разве такой человек смог бы защитить судьбу другого?

Ведущий.

1-й защитник. Не забывайте, Янтимеру тоже всего 20 лет. Будем к нему милосерднее. Он тоже погиб, погиб в последние часы войны.

Ведущий: Спасти Зуха от жестокого наказания пытается комиссар бригады Зубков. Он верит в невиновность Любомира и отправляет наверх шифровку с просьбой изменить приговор. Ответ пришел. Справедливость восторжествовала. Но слишком поздно. Ошибка в следствии стоит человеческой жизни.

Вопрос к обвинителям. Есть ли вина Буренкина Ефимия Лукича в трагедии Зуха?

1-й обвинитель . Ефимий Лукич - мелочный человек. Из-за развалившейся лачуги и подохшей козы поднимает большой скандал. Если бы он не усложнил ситуацию, не было бы и трагедии. Лукич - единоличник, живет только для себя.

Ведущий. Может защитники хотят высказаться?

1-й защитник. Ефимий Лукич просит помиловать Зуха: «Он жив - здоров будет, каменные дворцы построит, тысячные стада разведет». Но слишком поздно понял он свою ошибку.

Ведущий. Майор юстиции и лейтенант, которым поручено вести дело сержанта Зуха, формально смотрят на процесс следствия, не выяснив обстоятельства, обвиняют его в дезертирстве и выносят самое строгое решение. Может обвинители что-то скажут?

1-й обвинитель . Майор юстиции не умеет ни восхищаться, ни возмущаться. Он похож на машину.

2-й обвинитель . Такие люди больше заботятся о своем мундире, чем о человеке.

Ведущий: О войне написано много произведений. И вот еще одна книга -

«Помилование».

«Люди эти достойны, чтобы о них говорили и помнили их. А ведь никто, кроме меня, об

этих людях не знает. Долг за мной.

Один, не испытав бессчетных мук долгой войны, падает в первом же сражении. Другой, замерзая в морозы, промокая под ливнями, изнемогая в зной от жажды, семь раз обманув смерть, доходит до победы. И вот уже думал - все, уже ступил на ее вершину, -но маленький, годами искавший, выслеживавший солдата кусочек стали или свинца находит его сердце... Две самые горестные на войне смерти - вот эти две. Тот, первый, даже крохи своей мести исполнить не успел, не смог. И другой - в первый миг самим же завоеванной победы не бросился на траву, - наплакаться и нарадоваться вдосталь,» - так размышляет над судьбой солдата - воина М.Карим в эпилоге повести, подчеркивая жестокость и неумолимость войны по отношению к жизни человеческой.

вопросы о правах и обязанностях, о проблеме долга и чести, гражданственности и

гуманизме и о важности его проявления в критической ситуации, о том, что судьба

человеческая зависит от многих объективных и субъективных факторов, о необходимости

разумного, мудрого решения, когда речь дет о человеке.

За глобальными вопросами современности мы не должны упускать из виду самого, человека, его судьбу, его жизнь. Не упускать ни на йоту, чтобы не повторять прошлых

ошибок.

Использованная литература:

А.Разумихин. «Проза»- 1986 год

Серия «Литература» № 11 за 1987 год.