За кем замужем дочери ростроповича. Откровения дочери о галине вишневской. Переезд в США

Галина Вишневская и Мстислав Ростропович с дочерьми Ольгой и Еленой

В детстве, до вынужденного отъезда из СССР в 1974 году, мы жили в Москве в так называемом «Доме композиторов» на улице Огарева (нынешний Газетный переулок), где были кооперативные квартиры у многих музыкантов. И у нас были знаменитые застолья - папа их очень любил, двери в любое время суток были открыты для друзей. Все знали, что на любой праздник у Ростроповичей будет самый лучший стол, поэтому гости к нам всегда с удовольствием приходили.

Сейчас, рассматривая старые фотографии, я поражаюсь - у мамы была совершенно идеальная фигура. Будучи ребенком и живя рядом с ней, я этого не замечала. В день спектакля мама последний раз ела в три часа дня и только мясо без гарнира - Римма, наша помощница по хозяйству, давала ей полусырой бифштекс. И когда они с Риммой ругались, та приносила ей вместо бифштекса селедку (Смеется).

А вот после напряженного спектакля в Большом театре, уже заполночь, всегда был накрыт стол, открывалось шампанское, мама никогда не возвращалась из театра одна - всегда с коллегами, поклонниками. Машин ни у кого не было, она шла из театра пешком, а следом за ней целая процессия. До глубокой ночи сидели и обсуждали как кто пел, во время тот или иной певец вступил, как что-то упало за кулисами и конечно же доставалось дирижеру, который по большей части объявлялся бездарным (Смеется). У оперных певцов всегда так.

С раннего детства мама учила нас правилам поведения за столом: «Оля, сиди прямо!», «Оля, у тебя есть салфетка», «Оля, не пей залпом!» ... Теперь и я не даю покоя своим детям: «Слава, убери локти со стола!». Я понимаю, что это действует сыновьям на нервы, но ничего поделать не могу - это уже у меня в крови.

С раннего детства мама учила нас правилам поведения за столом: «Оля, сиди прямо!», «Оля, у тебя есть салфетка», «Оля, не пей залпом!

Мстислав Леопольдович был очень строгим отцом. Когда к нам приходили гости - Давид Ойстрах, Святослав Рихтер, Дмитрий Дмитриевич Шостакович - нас с сестрой Леной сажали ужинать вместе со всеми за стол, но при этом категорически запрещали высказывать свое мнение. Если во время бурного обсуждения у нас возникало желание что-нибудь сказать, мы должны были сначала попросить разрешения. Если же мы что-то говорили, перебивая взрослых, нам за это здорово попадало.

Мама очень не любила, если кто-то из членов семьи за столом оставляет что-то на тарелке - моментально вспоминала свое голодное блокадное детство. Она же была в Ленинграде совсем одна, без родителей. Мама была сильная духом женщина, очень прямая - уж если она скажет что-то по тому или иному поводу, то у вас не будет никаких сомнений, что именно она думает, просто мороз по коже (Смеется) . Мы с папой никогда не могли так резко высказываться.

Конечно же, о Солженицыне за столом не упоминали - о нем тогда говорили шепотом в ванне при бежавшей из под крана воде. Нам с сестрой родители все это в очень раннем возрасте объяснили, ничего не скрывая - родители сказали, что у нас на даче в пристройке будет жить такой писатель, Александр Исаевич, за одну книжку которого, если ее найдут, можно попасть в тюрьму на всю жизнь. И если мы кому-то что-то скажем об этом, всем нам будет очень плохо. Поэтому если кто-то будет звонить и звать к телефону Александра Исаевича, мы должны были говорить: «Вы не туда попали». А вот если бы позвонили и сказали, что это слесарь Михаил Антонович, которому нужно заменить трубу, тогда, наоборот, нужно было срочно бежать и звать к телефону дяду Саню, как мы с сестрой звали Солженицына, - пароль такой был. Конечно, было страшно.

Новый год мы встречали практически всегда на даче в Жуковке. И состоял праздник из трех частей: сначала стол с закусками у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича - он жил на соседней даче, потом все приглашенные шли по хрустящему снегу к нам - у нас был горячий стол, а на десерт все отправлялись на дачу к академику-физику Николаю Антоновичу Доллежалю, который работал вместе с Андреем Дмитриевичем Сахаровым.

Жуковка была в то время поселком для научной элиты и министров, в котором была своя система пропусков. У нас, например, был зеленый пропуск, по которому мы могли попасть в клуб, кино посмотреть, а вот у нашего соседа-академика имелся красный пропуск, который позволял покупать еду в местном магазине. И хотя ничего особенного там не было - консервы, огурцы-помидоры - мы с мамой брали этот пропуск взаймы, и стояли в очереди, делая вид, что мы из семьи академика Доллежаля. Ходили за продуктами сами - на даче у нас была домработница, тетя Настя, но она была старенькая и в магазин не могла пойти. А вскоре у мамы появился блат - директор продуктового магазина, «Анатолий с золотыми зубами», как она его называла. Его душу очень трогало, как мама поет, поэтому когда везде были пустые прилавки, он заводил Галину Павловну к себе в закрома, где было все - и осетрина, и икра.

Нам с сестрой родители объяснили, что у нас на даче будет жить Александр Исаевич за одну книжку которого можно попасть в тюрьму на всю жизнь.

В 1974 году наша семья уехала из атеистического СССР и из одной реальности попала в совершенно другую. До этого мы с сестрой жили дома с няней и родителями, и вдруг очутились в монастыре-пансионе в Швейцарии, где учились только девицы, воспитательницами были католические сестры-монахини и не разрешалось выходить за пределы монастыря. Мы, привыкшие к обществу блестящих друзей наших родителей, оказались среди монахинь, с которыми не могли ни о чем поговорить уже хотя бы по тому, что совершенно не знали французского языка. За полгода его освоили, но по-началу было очень тяжело.

После этого мы с Леной учились в Джульярдской академии в Нью-Йорке. Родители снимали нам там квартиру, а сами жили в Париже. У папы и мамы было много друзей, которым они поручили шефство над нами. Например, нас с Леной опекали и часто приглашали в гости на обеды и ужины Леонард Бернстайн с его женой Феличитой. Хотя я почти сорок лет прожила в Америке, считаю себя русским человеком.

С тех пор как папа ушел, мама в Париж больше не возвращалась - не хотела.

Вспоминаю историю покупки имения «Галино» площадью больше территории княжества Монако в двухстах милях к северу от Вашингтона, которое папа подарил маме в 1982-м году к окончанию ее певческой карьеры. Он добился, чтобы на американских картах появилось название населенного пункта с русским именем - это название поместье носит и до сих пор, уже находясь в собственности других людей. Выбор места, довольно удаленного от американской столицы, где отец возглавлял Национальный симфонический оркестр, определялся близостью русского монастыря. История перестройки дома затянулась на пять долгих лет, в течение которых все работы велись в тайне от Галины Павловны.

В итоге «вручение подарка» было срежиссировано, как спектакль. Дизайнер, который накупил на аукционах мебель и картины, полностью обставил дом. Мама прилетела из Парижа и прямо из аэропорта отец повез ее куда-то, не объясняя, куда именно. Мобильных телефонов тогда еще не было, и у меня с папой была договоренность, что он подъедет к воротам поместья, от которых до дома еще километр, ровно в семь вечера. К этому моменту мы должны были зажечь свечи в каждом окне огромного дома, включить фонари в петербургском стиле, которые освещали дорогу к особняку, и врубить на полную мощность на улице колонки, из которых должна была политься запись увертюры к балету Прокофьева «Ромео и Джульетта» в исполнении оркестра под управлением отца - у нас даже проходили репетиции, чтобы сделать все вовремя. Японская семейная пара, нанятая в качестве мажордома и кухарки, ничем не могла нам помочь, также как и манерный декоратор - он лишь в волнении перед приездом хозяйки имения заламывал руки. Поэтому всем пришлось заниматься мне с моим мужем. И тут мы обнаружили, что поместье этим летним вечером атаковано целой армией комаров - рядом были болота. Мой муж вел нашу маленькую «Тойоту», а я, высунувшись из окна машины, прыскала вокруг спреем от насекомых, чтобы маму не сожрали комары.

У нас нет родового гнезда. В свое время нашу семью вырвали с корнями и нигде больше мы эти корни не пустили.

Отец приехал раньше, поэтому еще час он возил ее вокруг поместья, пока, наконец, к семи часам не подъехал к кованым воротам с монограммами «ГВ» и «МР» на них. Ворота раскрываются, папа выходит из машины и куда-то исчезает из поля зрения мамы - он встал на колени перед машиной, чтобы прочитать поэму в ее честь и кричит: «Зажги фары ярче!». «Я не знаю как» - отвечает мама. Он ей: «Вечно ты ничего не знаешь!». Наконец дальний свет зажжен и папа начинает читать стихи, записанные на рулоне туалетной бумаге - другой у него не нашлось под рукой.

У нас нет родового гнезда. В свое время нашу семью вырвали с корнями и нигде больше мы эти корни не пустили. Дети мои живут кто где: в Берлине, Париже, Дюссельдорфе, Швейцарии. И нигде за границей я не чувствую себя дома: все там мне чужое - и язык и люди. Но и в России я не ощущаю себя своей, не привыкла к здешнему образу жизни, он мне не подходит, приезжаю сюда только чтобы повидаться с мамой. Здесь я могу провести три-четыре недели, а потом надо возвращаться в Швейцарию.

Основное образование я все-таки получила в Москве, в ЦМШ, потом училась в Джульярдской школе в Нью-Йорке, которую оканчивала уже экстерном, потому что решила ездить выступать вместе с отцом - играть с таким гением, как он, было лучшей практикой.

В Америке родилось двое детей, я много покочевала по миру. Все дети и внуки встречаются в России только по случаю юбилея бабушки. Я никогда не толкала детей к музыкальной карьере, потому что имея таких бабушку и дедушку - это сложно. Ребенок сам должен стремиться стать музыкантом, понимать, на что он идет и какое имя несет. Но сейчас младший мой сын, 21-летний Александр, все-таки учится по классу фортепиано - еще Мстислав Леопольдович хотел с ним заниматься и думал, что он станет дирижером.

Текст: Виталий Котов

По материалам журнала «Собака.ru»:

№ 126 (июль 2011) «Реконструкция обеда»
№ 143 (декабрь 2012) рубрика «Интерьер»

27 марта легендарному музыканту Мстиславу Ростроповичу исполнилось бы 87 лет. Об отце и не менее знаменитой маме рассказывает Ольга Ростропович [фото]

Изменить размер текста: A A

Дочь великих музыкантов - виолончелиста Мстислава Ростроповича и певицы Галины Вишневской - Ольга Ростропович признается: «Каждый раз когда я готовлю концерты, фестивали, то ощущаю присутствие своего папы. А сейчас к нему присоединилась и мама. Как будто они сидят в зале и слушают, смотрят. А я веду с ними внутренний диалог». В дни очередного фестиваля Мстислава Ростроповича Ольга рассказала о своей семье.

- Ольга, Галины Павловны не стало через пять лет после ухода из жизни супруга. Как она жила эти годы?

Мама стойко держалась и работала до последнего. В день похорон отца многие отмечали, как держится Вишневская, даже не плачет. Но никто не знает, сколько успокоительных лекарств выпила она перед этим… А когда после прощания мы приехали на дачу, она уже не могла сдерживаться. Это был не плач - она выла белугой. Все эти пять лет мама не разрешала даже прикасаться к вещам папы. Однажды на даче я перевесила его шубу из одного шкафа в другой. Мама вежливо попросила повесить шубу обратно. Все должно было оставаться так, как будто папа уехал на гастроли и вот-вот вернется. Но уход мужа из жизни никак не нарушил ее работу. Каждый день ровно в 12.00 она приходила в классы своего Центра оперного пения и до вечера занималась с учениками. Руководила постановками опер и концертов. Хотя в последнее время ей было, конечно, тяжело. Но мама держалась. Она не любила, чтобы ее жалели и видели ее переживания. Часто вечерами садилась в кресло, слушала их с папой совместные записи и молчала…

- Про любовь Галины Павловны и Мстислава Леопольдовича ходят легенды: ради любимой Ростропович мог сделать все что угодно.

И это не легенды, это правда. Как-то в Финляндии папа купил для мамы квартиру. Для нее , петербурженки, финский климат и природа - почти родные… Мама зашла в квартиру, огляделась и как бы между прочим бросила: «Гостиная, конечно, маловата, ну ничего!» После этого папа года полтора под разными предлогами не пускал ее в этот дом. Только она захочет в Финляндию, а он: «Ты, конечно, можешь поехать, только там горячей воды нет - трубу прорвало». Или: «Такая замечательная идея, только там сейчас батареи меняют, и отопления нет». А еще: «Ой, как хорошо, только сейчас у тебя в спальне красят стены». И так далее. Все что-нибудь выдумывал. На самом деле в это время он работал над расширением гостиной: уговорил соседа продать квартиру, затем ломали стену, делали ремонт… И только когда все было готово, папа привез маму. Она встала на пороге: «Что-то не пойму, вроде комната стала больше!» «Да ну что ты, все по-прежнему. Ты просто давно тут не была!» - отвечает папа. Так весь вечер он рассказывал, что маме все это кажется, получая от этого колоссальное удовольствие. Потом сознался. Ну какой мужчина способен на такое ради жены?! Или папа мог снять свое пальто, бросить его в грязь перед мамой, чтобы она прошла и не запачкала туфли.

- А из-за чего у них могла возникнуть ссора?

Все как-то по мелочам. Крупных ссор - так, чтобы потом они долго не разговаривали, - не было. Мама хотела, например, чтобы папа с ней репетировал перед концертами, аккомпанировал ей на рояле. Сердилась, когда он говорил, что должен заниматься сам. Покричат друг на друга, замолчат. Потом раздается телефонный звонок, папа разговаривает с кем-то, а когда кладет трубку, уже обращается к маме как ни в чем не бывало. Она сначала отвечает сдержанно, но минут через двадцать, глядишь, ссора забыта.

- Ольга, а у вас ссоры с родителями возникали?

Понимаете, для нас и мама, и папа были большим авторитетом. Их слово - закон. Нас так воспитали, что обижайся или нет, а будет так, как они сказали. Конечно, в юности возникали какие-то ситуации. Например, когда папа бегал за мной по дачному поселку, размахивая виолончелью, за то, что не занималась на инструменте. Еще помню, я обиделась, когда он не позволил мне пойти на выпускной вечер в приготовленном для этого случая платье - слишком коротким оно ему показалось. Тогда мама распустила свою шаль и за ночь связала крючком кружева, которые пришила к подолу моего платья… Однажды, когда мы с сестрой уже взрослые жили отдельно (это было в Америке ), папа сильно обиделся на меня. Дело в том, что тогда я решила оставить игру на виолончели. Папа позвонил: «Почему так мало у тебя концертов?» Я была вынуждена рассказать, что ухожу со сцены. Отец ругался, кричал: «Раз так, верни мне виолончель! Прямо сегодня…» Он говорил о любимой виолончели Лоренцо Стариони , которую когда-то отдал мне. Но ведь когда играешь на инструменте долго, он становится частью тебя. И я отказалась ее возвращать… В общем, с папой мы не разговаривали целых три года. Помирились в 1987 году, когда перед венчанием с супругом я пошла к батюшке на исповедь. Рассказала, что на душе есть обида на отца. Священник сказал, что надо бы попросить прощения. Несколько дней я думала, а потом набрала номер отца. Только и могла сказать ему: «Папа, прости меня, пожалуйста!» И зарыдала. И он тоже заплакал. Так и помирились.

«Мы не понимали, почему нас оставили в монастыре»

- По книге Вишневской «Галина» многие знают, как в 1978 году, из-за того что поддерживали Солженицына, ваших родителей лишили советского гражданства. Помните отъезд из страны?

Папа тогда уехал чуть раньше, мы с мамой и сестрой попозже. У меня такие смутные воспоминания. Накануне мои одноклассники всю ночь спали на лестнице, чтобы рано утром нас проводить… Мы с Леной вышли из дома радостные. Экзамены были позади, школу мы окончили, в консерваторию поступили и взяли академический отпуск. Мы с сестрой ехали смотреть мир. Думали, у родителей турне года на два. Так тогда предполагалось. А простились с родиной на долгие годы. Родителей лишили гражданства, когда они были уже за границей, и долго не пускали назад. Мама с папой привезли нас в Швейцарию и устроили в монастырь. Было очень тяжело - без языка, без друзей. Мы так скучали! Конечно, была обида. Но не на то, что нас привезли и бросили. Мы понимали: у папы и мамы концерты, они не могут таскать нас с собой. Но почему не в Нью-Йорк или Париж ?! Почему в монастырь, почему в горы с коровами?! Мы прожили там два года. Позже мы с сестрой смогли продолжить музыкальное образование в Нью-Йорке...

- Когда вы жили за границей, от «врагов родины» Вишневской и Ростроповича многие отказались?

Если говорить о предательствах, вспомнила один случай: папа звонил поздравить с Новым годом друзей, оставшихся в Советском Союзе. Но не все были готовы с ним общаться. Помню, его очень удивил разговор со своим ассистентом, которому он помог стать доцентом консерватории. Папа рассчитывал, что он обрадуется, а этот человек холодным голосом сказал: «Я с тобой разговаривать не буду». С одной стороны, его можно было понять: все-таки папу объявили врагом народа, политическим гангстером - поддерживать такое знакомство было действительно опасно… И все же папе было очень больно. А когда родители вернулись в Россию , им показали рассекреченные документы КГБ . И папа тогда испытал настоящий шок - он и не подозревал, как много людей из его ближайшего окружения писали на него доносы. И среди этих людей оказался тот самый ассистент. Он был вхож в дом. Помню, потрясающе помидоры консервировал и приносил нам. И при этом систематически стучал в КГБ. Систематически! Один из самых близких друзей!

- Когда ваша семья впервые побывала на родине после вынужденного отъезда?

В 1990 году, когда папу пригласили выступить в Москве с Вашингтонским симфоническим оркестром. Отец согласился, но встал вопрос, кто с ним поедет. Мама говорила, что ноги ее не будет в СССР - обида на государство, на власть была еще в ней жива. И тогда я сказала, что поеду с папой, поддержу его. Услышав это, на поездку решилась и мама.

«К сожалению, русского языка наши дети почти не знают»

- После смерти Мстислава Леопольдовича вы переехали жить в Россию, чтобы быть рядом с Галиной Павловной. А еще начали проводить музыкальный фестиваль имени Ростроповича. Это было пожелание папы?

Дело в том, что отец еще при жизни задумался о музыкальном фестивале. Но не успел. Сейчас уже пятый год подряд в течение десяти дней в Москве проходит Международный фестиваль Мстислава Ростроповича. Я рада, что у нас устоялись замечательные традиции. Фестиваль открывается в день рождения папы - 27 марта. Этот день всегда был праздничным как для него, так и для всей нашей семьи. Таким же праздником он остается и сейчас для многих любителей музыки. Еще одно неизменное правило для нас - это выступления музыкантов высочайшего уровня. В этом году состоится восемь концертов, в которых примут участие Лондонский оркестр, Российский национальный оркестр, Филармонический оркестр Радио Франции , оркестр Штутгартского радио, артисты из Америки, Бельгии , Норвегии … Особенно замечательно, что все они сочли необходимым приехать на наш фестиваль, несмотря на сложности в политическом климате. Это говорит об уважении к фестивалю, к Ростроповичу и к России в целом. По традиции некоторые концерты мы полностью посвящаем кому-то из друзей или коллег Мстислава Леопольдовича. Так, 28 марта состоялась российская премьера незаконченной оперы Дмитрия Шостаковича «Оранго», а 4 апреля будет исполнен «Военный реквием» Бриттена - композитора, который дружил с родителями, писал для них произведения.

- Галины Павловны не стало в декабре 2012 года. Помните ваш последний разговор?

Кто бы знал, что он будет последним, этот разговор… Она заставила меня пообещать, что я не оставлю ее Центр оперного пения и буду заниматься им дальше. Высочайший уровень подготовки наших артистов на каждом концерте и спектакле - такие требования были у Галины Павловны. Чтобы все это осталось, и было самым главным наказом мамы перед уходом… У меня невероятное чувство ответственности перед родителями, и это дает мне силы справиться со сложностями, возникающими в работе. Моя сестра Елена по-прежнему занимается благотворительным медицинским фондом Вишневской-Ростроповича. Я - Фондом поддержки молодых музыкантов и оперным центром. А наши дети пока учатся в университетах в разных странах. К сожалению, русского языка они почти не знают да и пока заняты своими делами.

Супруги вновь ступили на московскую землю после 16 лет эмиграции в феврале 1990 года.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Мстислав РОСТРОПОВИЧ родился 27 марта 1927 года в Баку . В 1937 году окончил Московский музыкальный техникум им. Мусоргского , в 1946 году - Московскую консерваторию. Стал известным в 1945 году, получив золотую медаль на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей. Впервые исполнил 117 произведений для виолончели и дал 70 оркестровых премьер. Около 60 композиторов посвятили свои сочинения музыканту. С 1977 по 1994 год - художественный руководитель Национального оркестра в Вашингтоне . Скончался 27 апреля 2007 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Галина ВИШНЕВСКАЯ родилась 25 октября 1926 года в Ленинграде (фамилия в девичестве - Иванова ). В 1944 году поступила в Ленинградский областной театр оперетты. В 1951-м - солистка Ленинградской филармонии. С 1952 года - солистка Большого театра. В 1974 году уезжает с семьей за границу, возвращается в 1990-м. Исполнила главные партии более чем в 30 операх, среди которых: «Евгений Онегин » (1953), «Фиделио» (1954), «Аида» (1958), «Пиковая дама» (1959), «Война и мир» (1959), «Травиата» (1964) и другие. Играла Екатерину II в спектакле МХАТ им. Чехова «За зеркалом» (1993). Снялась в фильмах: «Катерина Измайлова » (1966), «Провинциальный бенефис» (1993) и «Александра» (2007). Автор книги воспоминаний «Галина» (1991). В 2002 году создала и возглавила в Москве Центр оперного пения. Скончалась 11 декабря 2012 года, похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

На открытии кроме дочерей Галины Павловны присутствовали Александр Сокуров, Максим Шостакович и другие. Фото с сайта www.gov.spb.ru

В Санкт-Петербурге на доме по набережной Кутузова, 16, окна которого выходят на крейсер «Аврору», была открыта вторая мемориальная доска - на сей раз в память о Галине Вишневской. Авторы бронзовой доски скульптор Рустам Игамбердиев, архитектор Антон Медведев, художник Александр Додон изобразили великую певицу ХХ века в образе Тоски из одноименной оперы Пуччини – партии, которую она многократно исполняла на сцене Большого театра. Со своей доски, словно из окна Вечности, она слушает играющего мужа – великого виолончелиста ХХ века Мстислава Ростроповича, чей барельеф расположен справа. Дочери Ольга РОСТРОПОВИЧ , руководитель Центра оперного пения Галины Вишневской, и Елена РОСТРОПОВИЧ , президент благотворительного фонда Вишневской-Ростроповича «Во имя здоровья и будущего детей» рассказали музыкальному критику Владимиру ДУДИНУ о том, чем для них является дом на набережной Кутузова, 16.

– Чем был этот дом на набережной для Галины Павловны?

Ольга Ростропович: Этот дом был для нее очень дорог. Мама очень любила Ленинград, всегда хотела, чтобы у нее здесь был дом недалеко от Эрмитажа, Летнего сада, чтобы стоял на Неве – во всяком случае, именно такие пожелания она высказывала папе. Они приобрели сначала одну квартиру, потом расселили еще около десяти, где в каждой было по четыре-пять семей, купив им 43 отдельные квартиры. Процесс расселения занял много лет. Последняя квартира была выкуплена четыре года назад. Люди, которые оставались здесь жить, были очень довольны: у нас очень чисто, замечательная охрана, поэтому, конечно, отсюда им никуда не хотелось уезжать. Но вот наконец все выехали. Мама сделала дом таким, каким хотела, каждый сантиметр обставила по своему вкусу.

Елена Ростропович: Дом в Петербурге существует благодаря Галине Павловне. В этот дом мы собрали все. Папа и мама привозили сюда свои архивы, платья, словом, культурное наследие: партитуры, письма, включая даже наши письма к родителям, фотографии, много потрясающих личных вещей. Родители ведь пустили корни в Европе, я продолжаю там жить уже более сорока лет, в Лозанне. А дом в Петербурге – единственный, купленный в России. Сейчас здесь находится наш семейный фонд, наша семья, наша жизнь.

– Публиковать неизвестные документы не планируете?

Е.Р.: Пока нет, пока хотим разобраться, сейчас столько всего надо успеть сделать, пока мы еще с Ольгой можем, а время идет. Наши дети, которых у меня четверо, а у Ольги двое, еще не поддержали это дело. Но пока они молодые, не стоит с них спрашивать.

О.Р.: Надо думать, все в процессе, есть планы, но пока говорить о них рано.

– Для широкой публики не собираетесь когда-нибудь открыть этот дом? Может быть, камерный концертный зал?

Е.Р.: Нет, это наш частный дом с семейными архивами. У нас есть два музея – Мусоргского и Шостаковича, куда можно попасть по записи, но не просто полюбопытствовать, а осмысленно, с целью. Мы не афишируем это громко. Концертный зал? Может быть, когда-нибудь, если это будет служить какой-то цели.

О.Р.: Во всяком случае, сейчас об этом речи пока нет. Мама говорила, что не хотела бы, чтобы сюда ходили люди в грязной обуви. Она считала, что здесь находится ее личное пространство. Да и все это – очень серьезный и хлопотный вопрос, над которым мы с сестрой думаем.

– Открытие мемориальной доски завершило год 90-летия Галины Вишневской?

О.Р.: Да, мамин юбилейный год я провела на высоком уровне, как ей бы понравилось. В январе в Красноярске прошел фестиваль, посвященный Галине Павловне. Мы выступали в Иркутске. Фестиваль Ростроповича в этом году с концертным исполнением «Аиды» с Зубином Метой тоже был посвящен маме. Был конкурс оперных певцов Вишневской, после чего в сентябре состоялся Первый оперный фестиваль им. Вишневской в Сочи, который станет ежегодным. В октябре на исторической сцене Большого театра прошел концерт памяти мамы, два месяца там была открыта посвященная ей выставка. 11 декабря в день ее ухода прозвучала Четырнадцатая симфония Шостаковича в Большом зале консерватории. Следующий год пройдет под знаком юбилея папы. Два года я думаю о том, кого бы папа захотел увидеть в год своего 90-летия, и поняла, что он наверняка привез бы свой любимый оркестр из Вашингтона, где семнадцать лет был главным дирижером. Они с удовольствием приедут, потому что очень дорожат памятью о папе, и выступят в Москве и Петербурге. Надеюсь, что все получится. Еще папа очень любил Японию, поэтому в Москву приедут японские оркестр и хор. В моем сознании папа с мамой продолжают жить, я с ними мысленно общаюсь. Поэтому не ожидала увидеть сразу два родных лица на памятных досках – все, что от них осталось, их больше нет… Мне в день открытия доски снова стало очень тяжело. С другой стороны, оба они смотрят друг на друга, на любимого человека, на Неву.

МОСКВА, 13 дек — РИА Новости. Дочери Галины Вишневской Ольга и Елена Ростропович в столичном Центре оперного пения в четверг рассказали журналистам, что их мама была готова к уходу — предчувствуя его, она приехала из Германии в Россию, чтобы провести последние дни на родине.

Как сообщалось ранее, проститься с великой певицей можно будет до 20.00 четверга. На следующий день в храме Христа Спасителя с 9.00 начнется литургия, а с 11.00 — отпевание. Похороны состоятся на Новодевичьем кладбище в 13.00.

В 1955 году вышла замуж за виолончелиста Мстислава Ростроповича. С 1974 по 1990 год Вишневской и Ростроповичу пришлось проживать за пределами России — они подверглись преследованию властей за поддержку Александра Солженицына (с 1978 по 1990 год Вишневская была лишена советского гражданства). В эти годы певица жила в США и во Франции, выступала в крупнейших театрах мира, а также ставила в качестве режиссера оперные спектакли.

В 2002 году открылся Центр оперного пения Галины Вишневской в Москве. А с 2006-го стал проходить Открытый международный конкурс оперных артистов Вишневской, где певица возглавляла жюри.

Среди наград Вишневской — Медаль "За оборону Ленинграда" (1942), Орден Ленина (1973), Алмазная медаль города Парижа (1977), Орден "За заслуги перед Отечеством" IV (2011), III (1996), II (2006) и I (2012) степеней. Также она являлась Офицером ордена искусств и литературы (Франция, 1982), командором ордена Почетного легиона (Франция, 1983), почетным гражданином Кронштадта (1996), почетным профессором МГУ имени Ломоносова (2007) и Московской консерватории.

Центр оперного пения Галины Вишневской в этом году отмечает 10-летие со дня своего создания. В честь этого события был запланирован ряд юбилейных спектаклей и гала-концертов. В частности, 17 декабря в Венской ратуше должна была состояться презентация центра.

В эти дни в столице Азербайджана проходит третий Международный фестиваль имени Мстислава Ростроповича. Выдающийся музыкант родился в Баку и любовь к родному городу пронес через всю свою жизнь. В Баку ждут Юрия Башмета, Максима Венгерова, Давида Герингаса, а также молодых талантливых исполнителей. Художественное руководство фестивалем взяла на себя Ольга Ростропович, старшая дочь маэстро и Галины Вишневской . С Ольгой, которая руководит и работой благотворительного фонда своего отца, встретилась обозреватель "Известий" Мария Бабалова.

- Как-то странно получилось, что в Баку есть фестиваль имени Мстислава Ростроповича, а в России нет...

Благодаря решению Юрия Лужкова теперь фестиваль будет и в Москве - ежегодно, с 27 марта, дня рождения папы. Под названием "Неделя Ростроповича". Мы сейчас готовимся к первому фестивалю в Москве. Моя концепция такова: чтобы папа, находись он в зале - а я абсолютно уверена, что он с нами, - получал удовольствие от происходящего. Значит, должно быть как можно меньше речей и больше музыки. Но дело в том, что у нас очень сжатые сроки для подготовки, а все хорошие артисты расписаны на несколько лет вперед, да и март же еще и разгар сезона. Поэтому перед нами стоит трудная задача.

- Что самое сложное в сохранении памяти о таком грандиозном человеке, каким был ваш отец?

Сложное именно то, что это человек невероятного масштаба - по таланту, человеческим качествам и статусу. Я делаю все по мере своих возможностей, но мне кажется, что этого недостаточно. Хочется делать больше и больше - объять необъятное. Главное, чтобы все было достойно его имени, а это значит, все должно быть сделано если не абсолютно совершенно, то на высочайшем профессиональном уровне.

- На чем вы делаете акцент в работе?

- На всем том, что касается фонда. Прежде всего, это помощь молодым музыкантам, то, ради чего и был создан фонд моим отцом. Потом, конечно же, проведение фестивалей, конкурсов его памяти.

- Работа фонда как-то меняется?

- Трудно сказать. Я занимаюсь фондом с тех пор, как ушел папа. До этого он занимался им лично. Поэтому я не совсем знаю, как это было, мне трудно сравнивать. Конечно, сейчас остро стоит вопрос с финансированием и стипендиатов, и творческих проектов. Ведь главным финансовым источником фонда был мой отец. Он все гонорары, полученные в России, отдавал туда. Сегодня приходится искать спонсоров, а кризис к щедрости не располагает.

- Говорят, что талантливых детей у нас стало меньше. Вы это чувствуете?

- Вундеркинды - штучный товар. Их и раньше было немного. Есть талантливые, способные дети. Думаю, если сравнивать нынешнюю ситуацию с той эпохой, музыкальной средой и уровнем преподавания, к примеру в Московской консерватории, когда росла я, то ситуация сегодня, мягко говоря, не столь вдохновляющая для тех, кто начинает свой путь в музыке.

- И все же вы оставили профессиональные занятия музыкой.

- Так сложилась жизнь. Я вышла замуж, стала заниматься семьей. Хотя меня в пять лет стали учить музыке, и никто ни меня, ни мою сестру не спрашивал: хочешь - не хочешь. Сначала бабушка, папина мама, занималась нашим обучением, потом нас отдали в ЦМШ при консерватории и так далее. Я и концертировала, и с отцом много выступала, и преподавала в Нью-Йорке. Папа даже два года со мной не общался - обиделся, когда понял, что окончательно перестала выступать.

- Не жалеете, что сделали ставку на семью?

- Никогда не жалела. Во-первых, я всегда отдавала себе отчет в том, что при всей своей похожести на отца я не наделена талантом его масштаба. Во-вторых, я вообще такой человек, который никогда ни о чем не жалеет.

- Как вам это удается?

- То или иное решение я принимаю в силу каких-то обстоятельств, а значит, я закрываю дверь комнаты и больше туда не вхожу. И не буду терзать себя размышлениями типа: а может, надо было сделать не так, а иначе?

- Вы пожелали бы своим детям профессиональной музыкальной карьеры?

- Профессиональной - никогда. Если у них есть к этому талант, стремление, пусть пробуют, но что-то форсировать, тем более заставлять - не вижу в этом никакой надобности. К тому же сегодня реальность такова, что в музыке ты или гений, или нищий. А ведь если мы говорим о мальчишках, то в будущем это глава семьи, который должен обеспечивать дом, себя, жену, детей.

- Как было принято решение, что именно вы, а не ваша сестра Лена встанете во главе отцовского фонда?

Так получилось совершенно естественным образом, без всяких проблем. Мы не спорили и не выбирали. Лена занялась делами медицинского фонда Вишневской-Ростроповича. Слава богу, что мы с сестрой не конфликтуем. У нас замечательные отношения. Самое главное, мы ничего никогда не делим. Даже в детстве не дрались ни из-за мальчиков, ни из-за платьев... Кстати, воспитывали нас в строгости. Нам с сестрой очень многое запрещалось: нельзя было носить мини-юбки, красить глаза, распускать волосы...

- Теперь вы собираетесь переезжать в Москву?

- Сейчас я девяносто процентов времени провожу в Москве. Значит ли это, что я переехала? Я сейчас здесь живу, потому что дел по фонду очень много и мама нуждается в моей помощи и поддержке. Да и моя личная жизнь получила московскую прописку - мой супруг живет в России. Я очень счастлива, мне здесь нравится. Думаю, смысл моей нынешней жизни в России - в том, чтобы достойно продолжать дело, начатое моими родителями. Кстати, папа последние годы очень уговаривал меня, чтобы я перебралась в Москву. Но большую часть своей жизни я прожила в Америке, и мои дети - американцы. Правда, сейчас они учатся в школе-интернате в Швейцарии. Как и где им быть дальше, они сами решат.

- Почему вы сделали выбор в пользу швейцарского, а не американского образования для детей?

- Два года назад я пришла к выводу, что им все-таки лучше получить европейское образование. Я воспитывала сыновей одна, поскольку мы разошлись с их отцом, когда они были совсем маленькими. И в какой-то момент в Америке мне стало довольно сложно воспитывать детей так, как я считаю должным. Там совсем иные параметры воспитания. Я все-таки исхожу из той старой школы, когда можно и даже нужно ребенка наказать. Например, шлепнуть или запретить куда-то ходить. В Штатах на это смотрят иначе. Там, если шлепнуть по попке, "доброжелатели" вызывают полицию. Родителей - в суд, а ребенка - к психиатру. Теперь американские дети, которым нет еще 16 лет, могут официально развестись с родителями. Для меня это странно. И Швейцарию я выбрала, потому что, во-первых, там дают интернациональный бакалавриат, а во-вторых, в процессе образования там присутствуют такие понятия, как дисциплина и уважение авторитетов.

- В сыновьях вы видите черты дедушки или бабушки?

- В младшем - Славе - я вижу черты папы. Хотя внешне совсем не похож, но феноменальная общительность - это в него! Слава идет по улице и заглядывает в глаза прохожим. Если он ищет контакта, а с ним никто не говорит, он может начать общаться чуть ли не с фонарным столбом. Еще у Славки удивительная интуиция. Он мальчик маленький, но мыслит какими-то непривычными категориями. Обожает бабушку, мою маму, буквально ее боготворит. Не расстается с бабушкиными пластинками, слушает у себя в комнате в интернате. Попросил фильм Сокурова "Александра" на DVD. У него какое-то почитание бабушки, это очень приятно. А вот мой старший сын - более независимый, свободный художник. Ему не свойственны бурные проявления чувств.

- Вы с детьми на каком языке общаетесь?

- Я с ними говорю по-русски, они мне отвечают по-английски... Мои дети родились в Америке, их отец француз. Поэтому языки их общения - английский и французский. Конечно, мне хотелось сохранить русский язык в своем доме, у них всегда были русские няни. Еще такой момент... У отца моих детей - в силу причин исторических или национальных - отношение к России было очень сложное. Естественно, это каким-то образом передается и детям. И пока, к сожалению, мои дети Россию не очень хорошо знают.

У вас в родительском доме царил матриархат или патриархат?

- У нас всегда якорем была мама. Мама урезонивала папу: "Слава, успокойся, опять тебя понесло". И меня она тоже часто останавливает - мой характер похож на отцовский. Я буду плохо себя чувствовать, если пройду мимо чего-то, что меня зацепило.

- Оставшаяся часть вашей фамильной коллекции когда-нибудь переедет в Константиновский дворец в Стрельне или навсегда останется дома?

- Посмотрим. Решение этого вопроса - мамина прерогатива. Мама - человек, который умеет слушать. Если в комнате будет сорок человек, она выслушает сорок разных мнений, но примет сорок первое. У мамы такая удивительная прямота, которая граничит с резкостью. Иной раз, когда я ее слышу, - мурашки по коже.

- А в доме сохранены какие-то русские традиции?

- Мы только по этим традициям и живем, других нет. Мы - я говорю и за свою сестру - глубоко русские люди. Поэтому, какой бы дом или квартиру на Западе я ни купила, обязательно посажу там березку. У меня всегда будет сирень, у меня всегда будет жасмин, который, кстати, в Америке найти невозможно. О таком пахучем жасмине, как у нас, за границей можно забыть.