Павел якушкин. Якушкин павел иванович. Новгородцев павел иванович

Долгая и устойчивая популярность "Письмовника" свидетельствовала о появлении нового читателя из мещан и разночинцев. Н. И. Новиков, имевший большой опыт в издании книг, писал, что "у нас те только книги четвертым и пятым изданием печатаются, которые этим простосердечным людям, по незнанию ими чужестранных языков, нравятся".

Курганов нашел своего читателя, угадав его вкус и потребности. Автор "Письмовника" проявил себя талантливым педагогом, сумев в живой и занимательной форме сообщить уйму сведений и приобщить жаждущего знаний простеца-читателя к наукам и словесности.

Поистине -- удивительны судьбы книг!

Перелистывая сейчас "Письмовник", думаешь, что вот ведь даже Льву Николаевичу Толстому не удалось свой "Круг чтения" сделать, как ему мечталось, настольной книгой мудрости для многих поколений, а вот -- дилетант в литературе, "обсерватор, навигатор, астроном" Курганов своим "Письмовником" питал умы русских читателей чуть не сто лет. Я так и представляю восторженного любителя поэзии тургеневского Лунина с "Письмовником" в руках, а простодушный дьякон Ахилла из "Соборян" Лескова, свою песенку про "Купидона" почерпнул, конечно, из того же источника: она напечатана в "Соборе разных стихотворств".

С каждым годом "Письмовник" Курганова опускался все ниже по ступеням общественной лестницы. Теперь его читателями становятся грамотеи из народа, ученые на медные деньги. Вот что писал о них автор "Библиографической хроники" "Отечественных записок" в 1841 году: "У нас есть особый класс читателей: это люди только что начинающие читать, вместе с переменою национального сермяжного кафтана на что-то среднее между купеческим длиннополым сюртуком и фризовою шинелью. Обыкновенно они начинают с "Милорда Английского" и "Потерянного рая" (неистовым образом переведенного прозою с какого-то реторического французского перевода), "Письмовника" Курганова, "Душеньки" и "Басен" Хемницера,-- этими же книгами и оканчивают, всю жизнь перечитывая усладительные для их грубого и необразованного вкуса творения. Потому-то эти книги и издаются почти ежегодно нашими сметливыми книжными торговцами" {"Отечественные записки", 1841, No 5. Библиографическая хроника, с. 4.}.

В. Даль обнаружил "Письмовник" в нищенском наследстве варнака-ссыльного, который "жил бобылем и не оставил полтинника на еловую домовину": "Пару глиняных чашек своей работы, пару ложек, тулуп, стеганый поддевок, два полукафтана -- один плохой, другой получше, три рубахи и пару сапог роздали мы таким же голышам, каким был заживо тот, на которого мы справили теперь деревянный тулуп и отмежевали вотчину в косую сажень, письмовник Курганова и небольшую кипу листов, исписанных рукою покойника, я взял с собою" {В. Даль. Картины из народного быта. "Варнак".-- "Русская беседа", 1857, Кн. 8, с. 34--35.}.

Ныне "Письмовник" Курганова книга редкая, особенно в хорошем, незачитанном состоянии. Обычно же внешний его вид свидетельствует о том, что побывал он во многих руках, много раз читан и перечитан и равнодушием читателя не обижен. После длительных поисков мне удалось приобрести "Письмовник". Мой экземпляр -- издание девятое, выпущенное в 1818 году "иждивением Ивана Глазунова, вновь выправленное, приумноженное и разделенное на две части".

Беллетристическая часть "Письмовника" -- "Краткие замысловатые повести", им книга эта больше всего обязана своей популярностью. Это собрание всевозможных историй и кратких притч, добродушных и веселых, язвительных и острых, занимательных и лаконичных.

Герцен называет Курганова "блестящим предшественником нравственно-сатирической школы в нашей литературе". Его демократические взгляды, его ненависть к феодально-крепостническому строю проявляется и в выборе этих анекдотов, в их тоне и общей направленности. С удивлением и даже некоторой оторопью читаем мы в этой народной хрестоматии XVIII века такой "якобинский" анекдот: "Италианец, будучи вопрошен французом, у кого бы он лучше хотел быть в подданстве, у короля ли французского или у ишпанского, "Я бы желал видеть одного, повешена на кишках другого". Эту антимонархическую формулу мы найдем позднее среди потаенных стихотворений, приписываемых Пушкину, в несколько иной, более резкой редакции:

Мы добрых граждан позабавим

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

Во многих из этих кратких повестей мы находим отклики на злобы тогдашнего дня. Есть в них и фольклор: о церковном погребении собаки; прелестный разговор двух нищих московских старушек; диспут шляхтича со слугою о черной и белой кости; новобрачный, разочарованный первой ночью; богомольная старушка, ставящая свечу бесу.

В анекдоте о ловком царедворце рассказан прозрачно замаскированный случай при дворе Екатерины; в этом и подобных анекдотах современники узнавали живых действующих лиц.

Так, в повести про спор именитого и заносчивого судьи с неродовитым "славным витием" мы угадываем в последнем Ломоносова по его ответу: "Ежели бы вы были сыном моего отца, то бы вы и поныне еще ловили с ним моржей". Вообще, характерные черточки быта и нравов мы находим здесь во множестве.

Беллетристическая часть "Письмовника" особенно привлекательна для иллюстратора богатством типажей и ситуаций. Это пестрое карнавальное шествие, где появляются короли и папы, спесивые вельможи и придворные дамы, челобитчики и подьячие, астрологи и календарщики, волокиты и пригожие вольнодумки, скупцы и моты, худогласные певцы и гнуснообразные откупщики, знатные чужехваты и брюшистые монахи, рифмачи и лекари, музыканты и игрослушатели, рогатые мужья и лукавые жены, воры и нищие, арлекины и коломбины.

Мне показалось заманчивым вернуть из забвения эти достойные внимания миниатюры, в которых так выпукло отразился русский восемнадцатый век -- убогий и нарядный, грубый и "щепетильный", дикий и изысканный.

Н. КУЗЬМИН

КРАТКИЕ ЗАМЫСЛОВАТЫЕ ПОВЕСТИ

Стряпчий, видя себя презираемого от президента ради его младости, сказал: "Правда, сударь, я молод, однако читал старые книги".

Некто, будучи превеликий усилок, а в одно время ни за что столь осерчал, что, позабыв себя, пришел в бешенство. Тогда один мудрец, ему знакомый, увидя его в таком состоянии, спросил, что ему сделалось, и уведомил-ся, что он осердился за бранное слово: "Как! Неужели сей бедняк в состоянии нести тысячу фунтов, не может понести одного слова".

Франциск I, король французский, захотя посмеяться престарелой госпоже, бывшей великой красавице, сказал: "Давно ли, сударыня, вы возвратились из царства красот?" Отвечала она: "В тот же день, как ваше величество прибыли из Павии",-- где он потерял баталию против императора Карла V, был там пленником и оттуда отправлен в Ишпанию.

Молодой звездочет, будучи в беседе, уверял, что солнце, а не земля обращается, и хотя выдти; тогда один шутник ему сказал: "Пожалуй, побудьте с нами немного, я хочу доказать противное вашему мнению. Знаете ли, что солнце оживотворяет, греет и печет все на земле? " -- "Правда",-- отвечал на то звездарь. "Так видно,-- продолжал шут,-- что не солнце, да земля вертится; ибо когда жарят птиц, тогда вертят их, а не очаг".-- "Это правде подобно,-- сказал другой,-- но весьма далеко от мнения многих ученых мужей и от истины, и я знаю таких писателей, кои разумно утверждаются на том мнении".-- "Может статься,-- отвечал шут.-- Да веришь ли, что правда в вине?" -- "Слыхал..." -- "Хорошо, так напейся же допьяна, тогда увидишь, что земля, а не солнце вертится".

Писатель-этнограф; родился в 1820 г. (день и месяц его рождения неизвестны) в усадьбе Сабурове, Малоархангельского уезда Орловской губернии, в зажиточной дворянской семье. Отец его, Иван Андреевич, служил в гвардии, вышел в отставку поручиком и жил постоянно в деревне, где и женился на крепостной крестьянке Прасковье Фалеевне. После его смерти семья осталась на руках матери, которая пользовалась общим уважением, внушаемым ее бесконечной добротой, светлым умом и сердечностью. Она владела в то же время тактом опытной хозяйки, и именье, оставшееся после мужа, не только не расстроилось, но было приведено в наилучшее состояние. Благодаря этому Прасковья Фалеевна имела возможность воспитать шестерых сыновей в Орловской гимназии и затем трем из них (Александру, Павлу и Виктору) открыть дорогу к высшему образованию. Постигнув в родительском доме грамоту и усвоив "начатки наук", Я. поступил в Орловскую гимназию, где обращал на себя внимание своею мужиковатостью, небрежностью в костюме и полным неумением соблюдать интеллигентную, благопристойную и сообразную с дворянским званием внешность. Особенно своими непослушными вихрами "убивал он господина директора", и как ни стригли эти вихры, они постоянно торчали во все стороны, к ужасу начальства, которому неприятно было возиться с волосами Я. и потому еще, что каждый раз при пострижении он "грубо оправдывался такими мужицкими словами, что во всех классах помирали со смеху". Таким образом, страсть к простонародности формировалось у Я. еще в школе, и учитель немецкого языка Функендорф не иначе называл его, как "мужицка чучелка".

В 1840 г. Я. поступил в Московский университет на математический факультет, слушал его довольно успешно до 4-го курса, но университета не окончил как вследствие случайной ошибки выбора факультета, несообразного с желаниями и призванием, так и вследствие увлечения соворшенно другим родом занятий, которые сделали его имя известным в литературе и обществе. Был он потом учителем в 2-х уездных училищах Харьковского учебного округа, но в том и другом недолго и неудачно. Знакомство с Мих. Петров. Погодиным и еще более с Петром Вас. Киреевским увело его совсем на другую дорогу. Узнав, что Киреевский собирает народные песни, Я. записал одну и отправил к нему с товарищем, нарядившимся лакеем. Киреевский выдал за эту песню 15 руб. асс. Я. вскоре повторил еще два раза этот опыт и получил от Киреевского приглашение познакомиться. Песни были неподдельного народного творчества. Чуткий к способностям Я., Киреевский на собственный счет задал ему работу, которая пришлась ему столь по душе, что заставила его бросить университет: а именно отправил его для исследования в северные поволжские губернии. Я. взвалил на плечи лубочный короб, набитый офенским товаром, ценностью не больше десяти рублей, взял в руки аршин и пошел под видом сумошника на исследование народности и для изучения и записывания песен. Взятый товар, подобранный больше в расчете на слабое девичье сердце, предназначался не на продажу, а на обмен на песни и на подходящий этнографический материал. И с тех пор всю жизнь пространствовал Я., признав способ пешего хождения самым удобным и обязательным для себя, хотя трудность и опасность пути связаны были с большими испытаниями и лишениями. Образ странника был любезен и дорог Я. сколько по привычке, столько же и по исключительности положения в среде народа, где страннику, захожему человеку, велик почет и уважение. С особенной любовью вспоминал он и рассказывал о тех случаях, когда его покормили молочком, яичницу сделали, как около Новгорода попал он на рыбные тони, где отобрали ему ловцы самой лучшей крупной рыбы на уху, или в другом месте старушка дала страннику копеечку на дорогу; как случалось попадать ему на большие угощения, где его иной раз сажали на почетные места в переднем углу, но нигде денег не брали. Даровое угощение было кстати Я., так как он всегда ходил со скудными денежными запасами. "Выход Я. (в сороковых годах) был новый, - говорит его биограф, - никто до него таковых путей не прокладывал. Приемам учиться было негде; никто еще не дерзал на такие смелые шаги, систематически рассчитанные, и на дерзостные поступки - встречу глаз на глаз с народом. По духу того времени затею Я. можно cчитать положительным безумием, которое по меньшей мере находило себе оправдание лишь в увлечениях молодости. Решившись собирать подлинные песни, далеко не ребенком, а под тридцать лет, Я. делал крупный литературный шаг, сам того не подозревая, и, во всяком случае, торил тропу, по которой ходить другим было уже несколько легче".

Первое путешествие Я. окончено было благополучно, и прогулка без препятствий оставила лишь самое благоприятное впечатление, разманила, завлекла и обещала наибольшие успехи ввиду приобретенных приемов и практики.

По возвращении из похода в Москву Я. через М. П. Погодина сделался известен славянофилам. Знакомство с этим кружком было причиной того, что Я. сделался сам славянофилом, но не в том узком смысле, как понимает это наша критика: он вынес искреннюю любовь и твердую веру в честную, даровитую натуру великорусского племени и в широту его мирового призвания; он полюбил его настолько, что всю жизнь потом оставался за него работником, ходатаем и заступником. После первого путешествия Я. пошел во второй, третий и, кажется, четвертый поход, и опять под защитой коробка и под видом молочного торговца. В одно из таких странствий Я. заразился натуральной оспой, заболел и свалился в первом попавшемся деревенском углу; здоровая натура его, однако, выдержала болезнь, несмотря на все неблагоприятные условия: отсутствие врача и всякой целесообразной помощи. Зато лицо его было сильно изуродовано, и Я. не раз приходилось потом платиться за это случайное несчастие от тех людей, которые по лицу привыкли составлять впечатление. Опушенное длинной бородой, при длинных волосах, оно иногда пугало женщин и детей при уединенных встречах и возбуждало подозрительность в полицейских. Сам Я. простодушно сознавался всем, что первыми неприятными столкновениями он обязан был именно подозрительности своей физиономии, что в действительности она из таких, которые не находят невест, но очень удобно приобретают врагов. Подозрительность физиономии Я. усиливалась к тому же необыкновенным костюмом его, полукрестьянским-полумещанским; парадным платьем его на выход была черная суконная поддевка и высокие сапоги с напуском, без галош; в дорогу же сверху надевался полушубок, подаренный каким-нибудь добрым приятелем. Сначала водилась сумка, потом завелся чемоданчик, но он был потерян и сменился раз и навсегда узелком из подручного платка. В узелке этом между бельем хранилось несколько листков исписанной бумаги, нечитанная книжка, карандашик от случайно подвернувшегося человека; на случай частное письмо редакции "Русской Беседы", предложение географического Общества, членом-корреспондентом которого он состоял, и паспорт. Но паспорт был скоро утерян, утеряно было и удостоверение местного станового об этой потере. Один из братьев выхлопотал ему копию с этого удостоверения. Я. и ее потерял; взята была копия с копии. Этот же документ и служил для удостоверения его личности, который вместе с тем и был главным источником всех недоразумений, встречавшихся с Я. во время странствий, неприятностей, осмотров, задержек, арестов и высылок. Одним из самых крупных приключений был наделавший немало шума арест его псковской полицией в лице ее полицмейстера Гемпеля. Я. был посажен в "кутузку", в которой и просидел до 2-х недель. Это приключение, подробно описанное самим Я. в письме к редактору "Русской Беседы", наделало в те горячие годы много шуму, вызвало печатную полемику Я. с Гемпелем, журнальные толки, официальные разъяснения и проч.; это был первый по времени гласный протест против полицейского произвола. Замечательно, что когда эта история кончилась, Я. был в приятельских отношениях с Гемпелем и впоследствии с кротостью отзывался о нем, не памятуя зла и не ставя его в вину и осуждение. К обидам и огорчениям Я. был мало чувствителен, и когда его обижали, говорил про обидчика: "Стало быть, так надо. Видно, он лучше меня про то знает, если говорит мне прямо в глаза". Столь же хладнокровно встречал он неудачи, невзгоды и промахи. Когда ему старались внушить, что он сам в чем-нибудь виноват, и спрашивали, зачем он это сделал, он добродушно отвечал на это: "Чтобы смешнее было". Всегда хладнокровен, всегда беззаботен, счастлив и доволен собой, он словно был не от мира сего, словно и втолкнулся-то он в него случайностью рождения и удерживался задачей призвания. Он был беспечен до того, "как будто надеялся жить вечно, а жить торопился так, как будто предстояло ему умереть завтра". К друзьям он смело и уверенно приходил во всякое время, не справляясь с часами дня и ночи, но, придя на ночлег, ни за что не ложился на предлагаемую кровать или кушетку, а располагался на полу, где-нибудь в уголку, подложивши под голову полено. Бессребреничество его доходило до отсутствия всякой собственности. О денежных вознаграждениях за печатный труд он не уславливался, а довольствовался тем, что давали, никогда не жалуясь и не сетуя. Хорошо вознаграждаемый литературным гонораром, он, любя угощаться, любил вместе с тем и угощать, владел замечательной способностью терять деньги, а уцелевшие раздавать тем, кто в них нуждался; он даже нарочно искал нуждавшихся в них и беззаветно навязывал свои грошовые избытки там, где слышал жалобу, подозревал молчаливую нужду. Умер он без гроша в кармане и, умирая, имел полное право выговорить пользовавшему ему врачу: "Припоминая все мое прошлое, я ни в чем не могу упрекнуть себя".

Политика мало занимала Я. К литературным направлениям он относился с полным индифферентизмом и во все редакции входил с одинаковым добродушием, не обращая внимания на их взаимную вражду. Смена и назначение новых должностных лиц в России не радовали и не печалили его: он махал рукой и говорил: "Это все едино". Формы правления для него были безразличны: "Как народ похочет, так и устроится", - говорил он. Все симпатии Я. были на стороне рабочих людей, особенно батраков, фабричных, вообще голытьбы, которую, по его словам, "хозяева заморить готовы, и могут заморить, если те сами в свой разум не придут и не узнают, как они нужны". Идеалом общественного устройства была в его воображении гигантская артель, вмещающая в себя всю Россию.

Подслушанные и записанные Я. песни поступили в богатое собрание П. В. Киреевского, который не успел их издать при жизни, но перед смертью выразил желание, чтобы подбор песен и окончательная их редакция были произведены как по праву, так и по силе глубокого знания Я. Случилось же не так. Наследник Киреевского передал это дело Бессонову. Огорченный отказом и получивший удар в самую чувствительную сторону сердца, Я. приехал в Петербург и посетовать на свою неудачу, которая казалась ему самой большой неудачей целой жизни, и по возможности выйти из своего обидного, с трудом выносимого им положения. Кроткий по натуре до самопожертвования, незлобивый до оригинальности, он прибегнул и на этот раз к мерам, казавшимся для него наиболее достойными и безобидными. Ему удалось составить свой независимый отдельный песенный сборник при помощи личных воспоминаний и его замечательной памяти и при содействии друзей и знакомых. Редакция "Отечественных Записок" гостеприимно отвела у себя этому сборнику место, и Я. успокоился, сочтя эту задачу для себя оконченной. И лишь для очистки совести счел нужным разъяснить это дело читающей публике в полемической статье, напечатанной в журнале "Библиотека для Чтения".

Я. прибыл в Петербург в 1858 г., в разгар тогдашнего возбуждения, в котором большую роль занимало ожидаемое освобождение крестьян. Я., как известный уже народолюбец и этнограф, был радушно встречен в литературных кружках и стал писать кое-что для "Искры", "Библиотеки для Чтения", "Отечественных Записок" и других журналов. Эти литературные занятия на продолжительное время задержали его в Петербурге. Он уезжал из Петербурга на короткое время и снова возвращался сюда в кружки людей, хорошо ознакомившихся с ним, оценивших его самобытный, неподдельный талант, честность и прямую душу, которая умела высказываться и среди странностей его характера и оригинальности его взглядов на жизнь и ее обстановку. В это же время он сделался известным и столичной публике, имея возможность появляться на литературных чтениях и показываться на улицах в своем оригинальном костюме, где на него указывали как на человека, "обошедшего пешком всю Россию". Фотографические карточки его, сделанные очень удачно художником Берестовым, покупались десятками нарасхват и в народе выдавались за портреты Пугачева, а в Париже, в Пале-Рояле, они продавались даже с подписью "Pougatsceuff".

1865 год был для Я. знаменательным в том отношении, что был последним в его свободной и самостоятельной жизни. В этот год он совершил свой обычный поход, приведший его в Нижний Новгород на время Макарьевской ярмарки, на которой был случайный съезд нескольких литераторов (П. М. Мельникова, В. П. Безобразова, И. А. Арсеньева, П. Д. Боборыкина и др.). По этому случаю тогдашний ярмарочный голова А. П. Шипов, человек образованный, известный своей разносторонней общественной деятельностью и глубокими симпатиями к литературе и к экономическим наукам и сам будучи автором многих ученых трактатов, устроил большой обед по подписке, в котором приняли участие именитые купцы и приезжие на обед литераторы. В числе обедающих был и Я. Подпивши, он сделал во время речи В. П. Безобразова резкое замечание мешавшему речи стуком ложки И. А. Арсеньеву. Затем он оборвал в буфете адъютанта, местного жандармского штаб-офицера Перфильева, тот пожаловался тогдашнему ярмарочному генерал-губернатору Огареву, представив Я. в виде опасного, смущающего народ агитатора. Его арестовали и отправили в Петербург, а оттуда выслали в Орел к матери. Молчаливый и невинный страдалец сознавал, что своими слабостями он мог причинять только досады нежно любимой им матери. Поэтому, пробыв недолго в Орле, он взмолился друзьям своим: "Избавьте мать от меня! Сколько я могу понимать, хотели высылкой сюда наказать меня, но наказали мать. Войдите же в положение ни в чем не повинной, честной и доброй старушки, обязанной видеть пред собой ежедневно потерянного сына". Прошение его, поданное начальству об этом предмете, было уважено: он был переведен из Орловской губернии в Астраханскую. Здесь он проживал под административным надзором в Красном Яре и Енотаевске. Здоровье его было крайне расстроено и полной всяких невзгод и потрясений страннической, бесприютной жизнью, и излишним пристрастием к чарочке. Относительно последнего обстоятельства он мог смело заявить, что споил его не кто иной, как сам народ в бесчисленных кабаках Российской империи, где он записывал песни, которые трудно бывало выудить у русского человека без чарочки водки, но нельзя было также только поить, а не пить самому, становясь с мужиками на равную ногу.

В 1871 г. Я. было позволено переехать в один из уездных городов Самарской губ. Приехав в Самару, он заболел и лег в городскую больницу, где и скончался 8 января следующего года на руках известного писателя-публициста и врача Вениамина Осиповича Португалова. Умер Я. с той добродушной беспечностью, с какой прожил всю забубенную жизнь свою, с любимой песенкой на устах:

Мы и петь будем, и играть будем ,

А смерть придет, умирать будем !

Литературная деятельность Я. распадается на два периода. В первом он является лишь собирателем народных песен. Песни эти первоначально печатались в "Летописях русской литературы и древности" (1859 г.), в сборнике "Утро" (1859 г.) и в "Отечественных Записках" (1860 г.). Отдельно они были изданы: 1) в 1860 году под заглавием: "Русские песни, собранные П. Якушкиным", и 2) в 1865 году под заглавием: "Народные русские песни из собрания П. Якушкина". Сборники эти в свое время были приветствованы всей литературой и оценены по достоинству.

Самостоятельная же беллетристическая деятельность Я. началась в конце пятидесятых годов рядом путевых писем из Новгородской и Псковской губ., из Устюжского уезда и из Орловской, Черниговской, Курской и Астраханской губерний, печатавшихся в различных повременных изданиях, начиная с 1859 г. и в 1861 году (лишь путевые письма из Астраханской губ. были напечатаны в "Отечественных Записках" значительно позднее, а именно в 1868 и 1870 гг.). В 1863 году был напечатан в "Современнике" рассказ "Велик Бог земли русской"; затем появились "Бунты на Руси", очерк I - в "Современнике" 1866 г., очерк II - в "Отечественных Записках" 1868 г.; "Небывалыцина" - в "Современнике" 1865 г. и в "Искре" за 1864-1865 гг.; "Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь" - в прибавлении к "Русскому Инвалиду" 1864 г.; "Мужицкий год" - в "Искре" 1866 г. и "Из рассказов о крымской войне" - в "Современнике" 1864 г. Ему же принадлежит статья: "Почему в “Обрыве” обруган нигилист, а не нигилистка" ("Искра", 1870 г., № 16).

"Произведения Я., - говорит Скабичевский, - представляют ряд фотографий, целиком снятых с действительности во время многочисленных странствий его по лицу земли русской, носят поэтому характер случайных наблюдений, наскоро записанных в памятную книжку и затем получивших спешную литературную обработку. Тем не менее они драгоценны тем, что предполагают совершенно иное отношение к народу, чем какое было до их появления. Здесь вы видите уже не идеализацию народа и не глумление над ним, а объективное и беспристрастное отношение наблюдателя, глубоко постигшего народную жизнь и народное миросозерцание, его живую душу. При всей случайности наблюдений изображаемые факты поражают вас своей характерностью и типичностью, и в одном этом уменье схватывать и передавать существенное обнаруживается перед вами знаток народной жизни. Вы не найдете здесь каких-либо замечательных характеров и оригинальных мужицких типов; зато отлично рисуется то, что тщетно вы будете искать в беллетристике из народного быта 40-х годов, - а именно собирательный голос народа, сливающийся в общем хоре крестьянского мира. Язык выводимых Я. мужиков идеально безукоризнен, без малейшего следа утрировки или же выражений слишком интеллигентно-литературных для мужика. Одним словом, с Я. беллетристика из народного быта выступает на совершенно новую почву, и он стоит во главе этого поворота, если не представителем его, то во всяком случае первым пионером".

По содержанию своему рассказы Я. носят исключительно общественный характер, соответственный горячим злобам дня и великим событиям. Так, в рассказе "Велик Бог земли русской" собраны факты народной жизни, слухи и разговоры, предшествовавшие крестьянской реформе и возбужденные ее ожиданием; в рассказе "Крестьянские бунты" изображаются недоразумения и смуты, какие последовали после эмансипации; в рассказе "Чисти зубы, а не то мужиком назовут" изображено влияние на крестьян бюрократическо-полицейских порядков, в какие облечено данное им после освобождения самоуправление, и т. д.

Сочинения П. И. Якушкина, изд. Вл. Михневича, СПб., 1884 г., с биографическим очерком С. В. Максимова и товарищескими о нем воспоминаниями: П. Д. Боборыкина, П. И. Вейнберга, И. Ф. Горбунова, А. Ф. Иванова, Н. С. Курочкина, Н. А. Лейкина, Н. С. Лескова, Д. Д. Минаева, В. Н. Никитина, В. О. Португалова и С. И. Турбина. - А. Н. Пыпин , "История русской этнографии", т. II, стр. 65-68. - Его же , Отзыв о книге "Сочинения П. Якушкина" ("Вестник Европы", 1884 г., январь, стр. 415-420). - А. М. Скабичевский , "История новейшей русской литературы 1848-1908 гг.", СПб., 1909 г., стр. 226-231. - "Отечественные Записки", 1872 г., т. СХСХ, № 2, стр. 288-293. - С. Ашевский , "Калика перехожий XIX в." ("Исторический Вестник", 1897 г., № 8). - Н. Ш. , "Народник Якушкин" ("Дело", 1883 г., № 12). - "Иллюстрированная Газета", 1872 г., № 5. - "Неделя", 1872 г., № 3. - "Московская Биржевая Газета", 1872 г., № 24. - "Новое Время", 1872 г., № 15. - "Волжско-Камская Газета", 1872 г., №№ 7, 19. - "Гражданин", 1873 г., № 3.

{Половцов}

Якушкин, Павел Иванович

Писатель-этнограф, двоюродный брат И. Д. Я. (см.); род. в 1820 г. в Малоархангельском уезде Орловской губернии, в достаточной дворянской семье. Отец его служил в гвардии, вышел в отставку поручиком и жил постоянно в деревне, где и женился на матери П. И., крепостной крестьянке. В 1840 г. Я. поступил на математический факультет московского унив. и был уже на 4-м курсе, когда под влиянием М. П. Погодина и П. В. Киреевского, особенно последнего, страстного поклонника народной поэзии и собирателя ее остатков, сделался народолюбцем и, бросив университет, отправился, под видом коробейника, странствовать по деревням. Он записывал песни, сказки, пословицы и присматривался к различным проявлениям народного быта. Это хождение в народ, предпринятое Я. в 40-х гг., было приемом совершенно новым, оригинальным и, по тому времени, очень смелым. Я. встретил на своем пути много всяких приключений и неприятностей, причем главной причиной последних было ношение им (по крайней близорукости) очков, при крестьянском платье совершенно необычных. Природное добродушие, невзыскательность и выносливость Я. давали ему возможность, несмотря на все невзгоды добровольного странничества, продолжать любимое дело. По его собственным словам, он работал по части собирания песен более 20 лет, составив довольно большие сборники песен и сказок (последние были им переданы А. H. Афанасьеву). Этот период в жизни Я. был особенно плодотворным по свежести, непосредственности и обилию наблюдений над народной жизнью, сделанных в молодые годы; они послужили впоследствии главным материалом для его путевых очерков и рассказов. Сначала он бродил в Заволжье, в Костромской губернии, затем побывал в окрестностях Ростова и Переяславля, на берегах озер Псковского и Ильменя и, наконец, в Харьковской губ.; был учителем уездного училища сначала в Богодухове, потом в Обояни, но скоро оставил эту деятельность, как совершенно несродную его характеру. Я. был человек увлекающийся и впечатлительный, отличаясь притом крайней слабостью воли; это последнее свойство, при постоянном хождении по деревенским кабакам ради угощения приятелей-крестьян, снабжавших Я. песнями, скоро обратило его в неизлечимого алкоголика и сделало героем разных анекдотических чудачеств. В 1858 г. Я. приехал в Петербург, хлопотать об издании своего сборника песен, так как московское общество любителей российской словесности устранило его от редактирования собраний Киреевского, вопреки выраженному последним желанию. В Петербурге Я. сошелся с кружком литераторов и стал писать кое-что (немногое) для "Искры", "Библиотеки для Чтения", "Отеч. Записок" и других журналов. В 1859 г., во время странствования по Псковской губ., он был арестован псковским полицмейстером Гемпелем и выдержан несколько дней в "кутузке". Это приключение, подробно описанное самим Я. в письме к редактору "Русск. Беседы", наделало в свое время много шуму, вызвало печатную полемику Я. с Гемпелем, журнальные толки, официальные разъяснения и пр.; это был первый по времени гласный протест против полицейского произвола. В 1865 г. дальнейшее пребывание Я. в Петербурге было признано неудобным, и он был выслан на родину, к матери, но, не желая обременять собою старушку, сам просил перевести его куда-нибудь подальше. Тогда местом для его жительства был назначен Красный Яр, Астраханской губ., где он и прожил несколько лет, иногда перебираясь в Енотаевск. В конце 1871 г. ему позволено было переехать в один из уездных городов Самарской губ.; Я. приехал в Самару, там слег в больницу и умер в начале 1872 г. Сочинения Я., печатавшиеся в разных журналах, частью еще при его жизни были изданы отдельными книжками: "Путевые письма" (СПб., 1860); "Бывалое и Небывальщина" (СПб., 1865); "Собрание песен" (1860 и полнее, 1865). Самое полное собрание всего написанного им издано в СПб., в 1884 г., В. О. Михневичем, под заглавием: "Соч. Павла Якушкина", с приложением биографии, составленной С. В. Максимовым, и товарищеских воспоминаний П. Д. Боборыкина, П. И. Вейнберга, И. Ф. Горбунова, А. Ф. Иванова, H. С. Курочкина и др. См. А. H. Пыпин, "Ист. русск. этногр." (II).

{Брокгауз}

Якушкин, Павел Иванович

писатель-этнограф, собиратель народных песен, присловий, загадок и побасенок; † 8 янв. 1872 г.

{Половцов}

Якушкин, Павел Иванович

(1820-1872) - этнограф и собиратель народного творчества. Сын дворянина и крепостной крестьянки. Один из ранних пионеров "хождения в народ". Под видом разносчика-офени Я. обошел ряд губерний. Его арест в Пскове вызвал резкий общественный протест против полицейского произвола. Якушкин со стоял под надзором полиции и был выслан за "неблагонадежность". Творчество Я. имеет этнографический уклон. Не отличаясь художественной ценностью, рассказы Я. обнаруживают знание народной жизни и языка и проникнуты своеобразным юмором. Путевые очерки (в форме писем) печатались в 60-х гг. в "Отечественных записках", "Современнике", "Искре" и др.

Соч. Я.: Сочинения..., СПб, 1884.

Лит.: Пыпин А. Н., История русской этнографии, т. II, СПб, 1891; [Шелгунов] Н., Народник Якушкин, "Дело", 1883, № 12.

- Аландский, Павел Иванович, историк. Окончил курс на историко-филологическом факультете Петербургского университета; в 1873 - 74 годах читал лекции греческой словесности в Петербургском университете...
Биографический словарь
- П. И. Беляев...
Энциклопедия Кольера
- сын московского купца, род. в 1775 г., умер 21 ноября 1849 г. Учился в Москве, в гимназии для разночинцев, а потом в московском университете, но, не кончив курса, поступил на службу в 1794 г. в гор. Корочу Курской...
- доцент киевского университета по кафедре греческой словесности, статский советник...
Большая биографическая энциклопедия
- арт. оперы, оперетты, антрепренер. Засл. арт. искусств АзССР. Род. в семье члена Городской думы. По окончании Тифлис. реального уч-ща обучался пению в Моск. конс. ...
Большая биографическая энциклопедия
- род, 6 дек. 1905 в Петербурге, ум. 19 июля 1969 в Москве. Музыковед...
Большая биографическая энциклопедия
- воспитатель Николая I и вел. кн. Мих. Павл.; р. 1770, † 1840 г. 27 ноября...
Большая биографическая энциклопедия
- Род. 1897, ум. 1985. Советский военачальник, дважды Герой Советского Союза. В годы Великой Отечественной войны командующий 65-й армией. В 1955 г. Б. присвоено звание генерал армии...
Большая биографическая энциклопедия
- юрист-этнограф, сын декабриста И. Д. Я. Род. 22 января 1826 г. в Москве, через полторы недели после ареста отца его. Окончил курс в моск. унив. в 1847 г., после чего слушал за границей лекции по юридическим...
Большая биографическая энциклопедия
- писатель-этнограф; родился в 1820 г. в усадьбе Сабурове, Малоархангельского уезда Орловской губернии, в зажиточной дворянской семье...
Большая биографическая энциклопедия
- профессор Киевского университета, магистр греческой словесности, родился в Петербургской губернии в 1844 г., сын священника, воспитывался до 1857 дома под руководством отца, затем в Александро-Невском духовном училище...
Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона
- генерал армии, дважды Герой Советского Союза. Член КПСС с 1929. Родился в семье крестьянина-бедняка...
Большая Советская энциклопедия
- лётчик-космонавт СССР, полковник, Герой Советского Союза. Член КПСС с 1949. Родился в семье фельдшера. В 1942 после окончания средней школы поступил на завод. В 1943 добровольно вступил в ряды Советской Армии...

"Якушкин, Павел Иванович" в книгах

НОВГОРОДЦЕВ Павел Иванович

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р автора Фокин Павел Евгеньевич

НОВГОРОДЦЕВ Павел Иванович 28.2(12.3).1866 – 23.4.1924Юрист, публицист, общественный деятель. С 1894 приват-доцент, с 1904 – ординарный профессор Московского университета. В 1902 составитель и участник сборника «Проблемы идеализма». С 1904 член Совета «Союза Освобождения»,

ЧИЧИКОВ Павел Иванович,

Из книги Гоголь автора Соколов Борис Вадимович

ЧИЧИКОВ Павел Иванович, главный герой «Мертвых душ». Как иронически подчеркивает Гоголь, «не приди в голову Чичикова эта мысль (накупить „всех этих, которые вымерли“, и заложить их в Опекунский совет. - Б. С.), не явилась бы на свет сия поэма… здесь он полный хозяин, и куда

Павел Иванович Астров

Из книги Книга 2. Начало века автора Белый Андрей

Ягужинский Павел Иванович

Из книги Персональные помощники руководителя автора Бабаев Маариф Арзулла

Ягужинский Павел Иванович Помощник императора Петра ПервогоЯгужинский (Ягушинский) Павел Иванович .Вслед за неполнотой исторических ведений о Ягужинском идет их противоречивость. Лучший и самый дотошный российский историк В. О. Ключевский,

АРДЫШЕВ Павел Иванович

автора

АРДЫШЕВ Павел Иванович Павел Иванович Ардышев родился в 1923 году в деревне Веретенки Куменского района Кировской области в семье крестьянина. Русский. В начале 1942 года призван в Советскую Армию, с мая того же года участвует в боях с немецко-фашистскими захватчиками на

ПОНОМАРЕВ Павел Иванович

Из книги Во имя Родины. Рассказы о челябинцах - Героях и дважды Героях Советского Союза автора Ушаков Александр Прокопьевич

ПОНОМАРЕВ Павел Иванович Павел Иванович Пономарев родился в 1903 году в Башкирской АССР. Русский. С детских лет жил в Златоусте. Работал на железной дороге, был избран председателем райпрофсожа. Член КПСС с 1929 года. В Советской Армии с августа 1941 года, с декабря участвует в

Батов Павел Иванович

Из книги 100 великих полководцев Второй мировой автора Лубченков Юрий Николаевич

Батов Павел Иванович (01.06.1897-19.04.1985) – генерал армии, дважды Герой Советского СоюзаПавел Иванович Батов родился в 1897 году в бедной крестьянской семье в деревне Филисово (ныне Рыбинский район Ярославской области). В 1916 году Павел Батов начал службу в русской армии.

Пестель Павел Иванович

Из книги Великие исторические личности. 100 историй о правителях-реформаторах, изобретателях и бунтарях автора Мудрова Анна Юрьевна

Пестель Павел Иванович 1793–1826Республиканец, руководитель Южного общества декабристов.Пестель происходил из немецкого семейства, поселившегося в России в конце XVII века. Его отец - Иван Борисович Пестель, мать - Елизавета Ивановна Крок. Семья исповедовала лютеранство.

Павел Иванович Пестель

Из книги Афоризмы автора Ермишин Олег

Павел Иванович Пестель (1793-1826 гг.) мыслитель …Обязанности в государстве истекают из цели государства. Цель же государственного устройства должна быть – возможное благоденствие всех и каждого. А посему все, ведущее к благоденствию, есть обязанность. […]Нравственность

Мельников Павел Иванович

Из книги Энциклопедический словарь (М) автора Брокгауз Ф. А.

Мельников Павел Иванович Мельников (Павел Иванович) – выдающийся беллетрист-этнограф; известный под псевдонимом Андрей Печерский. Род. 22 окт. 1819 г. в Нижнем Новгороде, где отец его был начальником жандармской команды. В 15 лет М. окончил нижегородскую гимназию, а в 18 лет был

БСЭ

Якушкин Павел Иванович

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ЯК) автора БСЭ

Якушкин (Павел Иванович) - писатель-этнограф, двоюродный брат Ивана Дмитриевича (см. выше), родился в 1820 г. в Малоархангельском уезде Орловской губернии, в достаточной дворянской семье. Отец его служил в гвардии, вышел в отставку поручиком и жил постоянно в деревне, где и женился на матери Павла

Ивановича, крепостной крестьянке. В 1840 г. Якушкин поступил на математический факультет Московского университета и был уже на 4-м курсе, когда под влиянием М.П. Погодина и П.В. Киреевского, особенно последнего, страстного поклонника народной поэзии и собирателя ее остатков, сделался народолюбцем

и, бросив университет, отправился, под видом коробейника, странствовать по деревням. Он записывал песни, сказки, пословицы и присматривался к различным проявлениям народного быта. Это хождение в народ, предпринятое Якушкиным в 40-х годах, было приемом совершенно новым, оригинальным и, по тому времен

и, очень смелым. Якушкин встретил на своем пути много всяких приключений и неприятностей, причем главной причиной последних было ношение им (по крайней близорукости) очков, при крестьянском платье совершенно необычных. Природное добродушие, невзыскательность и выносливость на все невзгоды добровольн

ого странничества, [...] продолжить свое любимое дело. По его собственным словам, он работал по части собирания песен более 20 лет, составив довольно большие сборники песен и сказок (последние были им переданы А.Н. Афанасьеву). Этот период в жизни Якушкина был особенно плодотворным по свежести, неп

осредственности и обилию наблюдений над народной жизнью, сделанных в молодые годы; они послужили впоследствии главным материалом для его путевых очерков и рассказов. Сначала он бродил в Заволжье, в Костромской губернии, затем побывал в окрестностях Ростова и Переяславля, на берегах озер Псковского и

Ильменя и, наконец, в Харьковской губернии; был учителем уездного училища сначала в Богодухове, потом в Обояни, но скоро оставил эту деятельность, как совершенно несродную его характеру. Якушкин был человек увлекающийся и впечатлительный, отличаясь притом крайней слабостью воли; это последнее свойс

тво, при постоянном хождении по деревенским кабакам ради угощения приятелей-крестьян, снабжавших его песнями, скоро обратило его в неизлечимого алкоголика и сделало героем различных анекдотических чудачеств. В 1858 г. Якушкин приехал в Петербург, хлопотать об издании своего сборника песен, так как м

осковское общество любителей российской словесности устранило его от редактирования собраний Киреевского, вопреки выраженному последним желанию. В Петербурге Якушкин сошелся с кружком литераторов и стал писать кое-что (немногое) для "Искры", "Библиотеки для Чтения", "Отечественных Записок" и других

журналов. В 1859 г., во время странствования по Псковской губернии, он был арестован псковским полицмейстером Гемпелем и выдержан несколько дней в "кутузке". Это приключение, подробно описанное самим Якушкиным в письме к редактору "Русской Беседы", наделало в свое время много шуму, вызвало печатную

полемику Якушкина с Гемпелем, журнальные толки, официальные разъяснения и пр.; это был первый по времени гласный протест против полицейского произвола. В 1865 г. дальнейшее пребывание Якушкина в Петербурге было признано неудобным, и он был выслан на родину, к матери, но, не желая обременять собой ст

арушку, сам просил перевести его куда-нибудь подальше. Тогда местом его жительства был назначен Красный Яр, Астраханской губернии, где он и прожил несколько лет, иногда перебираясь в Енотаевск. В конце 1871 г. ему позволено было переехать в один из уездных городов Самарской губернии; Якушкин приехал

в Самару, там слег в больницу и умер в начале 1872 г. Сочинения Якушкина, печатавшиеся в разных журналах, частью еще при его жизни были изданы отдельными книжками: "Путевые письма" (Санкт-Петербург, 1860); "Бывалое и Небывальщина" (1865); "Собрание песен" (1860 и полнее, 1865). Самое полное собрани

е всего написанного им издано в Санкт-Петербурге, в 1884 г., В.О. Михневичем, под заглавием: "Сочинения Павла Якушкина", с приложением биографии, составленной С.В. Максимовым, и товарищеских воспоминаний П.Д. Боборыкина, П.И. Вейньберга, И.Ф. Горбунова, А.Ф. Иванова, Н.С. Курочкина и др. См. А

Якушкин Павел Иванович , русский писатель, фольклорист, этнограф. С нач. 1840-х гг. собирал произв. нар. творчества, широко изучал нар. жизнь. Во время поездок и хождений по России вёл революц. пропаганду в народе, подвергался арестам и ссылке. В 1860 опубл. "Русские песни, собранные Павлом Якушкиным" (в. 1-2). Прославился очерками и рассказами из нар. жизни, глубоко демократическими по жизненной правдивости и обществ, актуальности ("Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний", 1859; "Велик бог земли русской!", 1863; "Из рассказов о крымской войне", 1864; "Бунты на Руси", 1866, и др.).

Якушкин Павел Иванович (14.01.1822-8.01. 1872), писатель, фольклорист, этнограф. Родился в сельце Сабурово Малоархангельского у. Орловской губ. в семье небогатого помещика. В 1840 поступил в Московский университет. Будучи студентом, начал собирать произведения народного творчества и этнографические материалы. Опубликовал в журнале «Москвитянин» очерк «Народные сказания о кладах, разбойниках, колдунах и их действиях» (1844). Уйдя из университета, в 1846-49 по заданию П. В. Киреевского собирал произведения народного творчества в центральных губерниях, став первым в России профессиональным собирателем фольклора. Итогом этой деятельности явился сборник «Русские песни, собранные Павлом Якушкиным» (вып. 1-2, 1860). Материалы Якушкина (полностью не изданные) вошли впоследствии в собрания Киреевского, А. Н. Афанасьева, В. И. Даля.

Очерки и рассказы Якушкина печатались в «Современнике», «Отечественных записках» и др. журналах: «Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний» (1859), «Путевые письма из Орловской губернии» (1861), «Из рассказов о Крымской войне» (1864), «Бунты на Руси» (1866), «Путевые письма из Астраханской губернии» (1868-70) и др. Якушкин касался самых актуальных тем - крестьянских бунтов и расправы над бунтовщиками. В очерках «Велик бог земли русской!» (1863) он вскрыл несправедливый характер крестьянской реформы. Впервые после А. С. Пушкина Якушкин обратился к пугачевско-разинскому фольклору.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Литература:

Сочинения [биографич. очерк С. В. Максимова]. СПб., 1884.

Знаток народной жизни…
А. Скабичевский

Якушкин, Павел Иванович — писатель, фольклорист и этнограф. Сын небогатого помещика и крепостной крестьянки, Якушкин прошел в детстве суровую школу жизни. Учился сначала в Орловском уездном училище, потом в Орловской гимназии. В 1840 году поступил в Московский университет, где сблизился с П.В. Киреевским и по его совету начал систематически собирать произведения фольклора. В 1844-м в журнале М.П. Погодина «Москвитянин» (№ 12) студент Якушкин опубликовал свой первый этнографический очерк «Народные сказания о кладах, разбойниках, колдунах и их действиях». Почувствовав в себе призвание к новому роду деятельности, Якушкин на 4-м курсе оставляет университет и становится профессиональным собирателем фольклора. В 1846—1849 годах на средства Киреевского он путешествовал по центральным губерниям России, доставляя знаменитому собирателю народные песни и сказки. Собранные им материалы впоследствии вошли в такие монументальные фольклорные своды, как собрание песен Киреевского, собрания сказок и легенд А.Н. Афанасьева и собрание пословиц и поговорок В.И. Даля. С 1849 по 1856 год Якушкин преподавал историю и географию в уездных училищах Харьковской губернии. Выйдя в отставку из-за столкновения с начальством, Якушкин поселился в орловском имении матери Сабурово, где в течение двух лет готовил к изданию песни, собранные Киреевским. В 1858 году Якушкин отправляется в путешествие на Север в качестве корреспондента журнала «Русская беседа». Результатом этой поездки явились его «Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний», опубликованные в «Русской беседе» в 1859 году (т. IV и VI).

В конце 50-х годов Якушкин обратил па себя внимание полицейских властей как революционный агитатор «возмутительных» прокламаций. В 1862 году он совершил поездку по Тульской губернии. В 1864-м полиции удалось перехватить у Якушкина черновой набросок его письма к А.И. Герцену, после чего над ним нависла реальная угроза заточения в Петропавловскую крепость, но Якушкин успел выехать на Нижегородскую ярмарку. В Нижнем Новгороде Якушкин был вновь уличен в пропагандистской деятельности, арестован и выслан сначала в Петербург, а затем в орловское имение матери Сабурово под строгий надзор полиции. В ссылке он продолжал заниматься литературным трудом, откликаясь в своих очерках и рассказах на жгучие вопросы современности. В 1868 году Якушкина высылают в Астраханскую губернию, а в 1871-м — в Самарскую. Многолетняя ссылка подорвала и без того расшатанное здоровье писателя. В Самаре его вынуждены были поместить в земскую больницу, где он вскоре и умер.

Значительное место в литературном наследии Якушкина занимают его «Путевые письма», дневниковая форма которых давала возможность всесторонне отразить жизнь простых людей, их повседневные дела и праздничные увеселения. Отличительная особенность «Путевых писем» — их насыщенность фольклорными материалами. Они представляют собой ту фольклоризованную прозу, в которой трудно определить, где кончается фольклор и где начинается собственное творчество писателя. В северных «Путевых письмах» встречается еще немало случайных произведений народной поэзии, нередко без должного их осмысления. Иной подход к фольклору в «Путевых письмах из Орловской губернии» («Современник», 1861, № 5 и 8). Якушкин весьма тщательно отбирает записанные им предания о так называемых «благородных разбойниках», включает в художественное повествование те из них, социальная направленность которых выражена наиболее ярко (предания о Тришке Сибиряке, Федьке Рыжике, Сироте, Дуброве и Кудеяре). В «Путевых письмах из Астраханской губернии» («Отечественные записки», 1868, № 10; 1870, № 1) писатель впервые после А.С. Пушкина обращается к преданиям о Разине и Пугачеве. Записанные им предания отличаются глубоким демократизмом. Образ Пугачева, например, выглядит в них совершенно иным, нежели в официальной его интерпретации того времени. «Человек был добрый» — вот общее мнение рассказчиков.

В начале 60-х годов Якушкин выступил с очерками и рассказами из народной жизни. Отношение крестьян к реформе 1861 года он избирает темой своего первого и лучшего беллетристического произведения — очерка «Велик бог земли Русской!» («Современник», 1863, № 1-2). Якушкин показывает и предреформенные настроения различных слоев населения, вызванные высочайшими рескриптами Александра II, и отношение крестьян к царскому манифесту, и крутую расправу властей с крестьянами во время проведения реформы. Пользуясь эзоповским языком, Якушкин выражал свое резко отрицательное отношение к реформе. В очерке «Из рассказов о Крымской войне» («Современник», 1864, № 11—12) Якушкин разрабатывает тему царской солдатчины. В небольших «рассказах» очерка о бездарности командования и о казнокрадстве военных чиновников усматривается страшная социальная драма того времени: прогнивший крепостнический строй, душивший все прогрессивное и передовое. Теме царской солдатчины посвящен и очерк Якушкина «Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь» («Прибавления к “Русскому инвалиду”», 1864, № 8), написанный на материалах народных песен. С 1864 года в журналах «Искра» и «Современник» писатель публикует ряд очерков под общим названием «Небывальщина». Очерки этого цикла по содержанию и форме близки к «Путевым письмам». Якушкин рассказал в них о тех злоключениях, которые выпадали на его долю во время многочисленных походов за песнями. В рассказе «Бунты на Руси» («Современник», 1866, № 3; «Новое время», 1880, № 1626 и 1628) Якушкин коснулся одной из актуальных для того времени тем, а именно крестьянских волнений и расправы над бунтовщиками. Видное место занимает Якушкин в истории русской фольклористики. Принципы собирания народных песен, выработанные им во второй половине 40-х годов, не утратили своего научного значения и в наши дни. Среди них должна быть отмечена прежде всего точность записи. Она достигалась тем, что Якушкин записывал непосредственно с голоса. Он стремился передать своеобразие песенного напева, используя для этой цели всевозможные повторы, усилительные части и т.п. Бережное отношение к тексту сказалось и в том, что Якушкин широко пользовался фонетической записью. Другим важным принципом собирательской деятельности Якушкина является фронтальное обследование фольклора определенной местности. Открытием собирателя явилось также ведение фольклорного дневника. Дневник давал возможность охарактеризовать ту обстановку, в которой бытуют народные произведения. Это как раз то, чего позднее требовал от собирателей фольклора Н.А. Добролюбов 1 .

П.И. Якушкин - писатель-беллетрист, этнограф и фольклорист - формировался в 1860-е годы. Любовь к народной поэзии, определившая его сближение в начале 50-х годов с кружком А.Н. Островского, интерес к собиранию народного творчества, побуждаемый П.В. Киреевским, привели Якушкина в 60-е годы к идее всестороннего изучения народной жизни. Его деятельность как этнографа-фольклориста отличалась новым подходом к изучению народного быта. В Якушкине явился новый тип исследователя народной жизни. Пыпин называл таких исследователей этнографами-народниками. «Их создала эпоха освобождения крестьян и других реформ, - писал он, - они вдохновились идеей служения народу, которое осуществлялось для них ревностным изучением его быта» 2 . «Выход Якушкина, надо помнить, был новый, никто до него таких путей не прокладывал. Приемам учиться было негде; никто еще не дерзал на такие смелые шаги и дерзостные поступки - встречи с глазу на глаз с народом…», - писал позднее С.В. Максимов 2 .

Этим и объясняются особенности его прозы: обращенность к жанру путевых заметок, путевых писем, возникших из наблюдений над народной жизнью, отраженных писателем в дневниковых записях, что объясняет художественно-образную структуру его произведений, как бы распадающуюся на отдельные сцены, дорожные встречи, беседы, наблюдения, которые, в свою очередь, складываются в картину жизни народа, широкие социальные обобщения. Это было замечено критикой. А.М. Скабичевский со всей определенностью подчеркнул, что с Якушкина начинается поворот в изображении народной жизни. «Произведения Якушкина представляют ряд фотографий, целиком снятых с действительности во время многочисленных странствий по лицу земли русской, носят поэтому характер случайных наблюдений, наскоро записанных в памятную книжку и затем получивших спешную литературную обработку. Тем не менее, они драгоценны тем, что представляют совершенно иное отношение к народу, чем какое было до их появления. При всей случайности наблюдений, изображенные факты поражают вас своею характерностью и типичностью, и в одном этом уменье охватывать и передавать существенное обнаруживается перед вами знаток народной жизни» 3 . Критик обращает внимание, что в произведениях Якушкина нет значительных характеров и оригинальных мужицких типов, зато отчетливо рисуется собирательный голос народа, «сливающийся с общим хором крестьянского мира». Этнографические описания сочетаются с фольклорными, однако фольклор выступает не только как данность народной жизни, но и как проекция в историческое прошлое народа, русского крестьянина и осмысливается в очерках Якушкина как современное миропонимание. Особенно это характерно для путевых писем и отдельных рассказов.

Якушкин - писатель-путешественник. Его очерки строго документальны, отражают подлинные события. Они появились из дневниковых записей во время хождения в народ. Этот факт определяет и их художественную специфику в отличие от субъективных проявлений личности автора в литературе подобного жанра путешествий. Письма Якушкина объективизированы: внимание автора направлено на народный быт, разнообразные картины эпохи, открывающиеся взору не праздного наблюдателя, а писателя, ощущающего себя частью народа, изображаемой им жизни. Он наблюдает и изучает народ, остро чувствует основные вопросы времени. Его отношение к событиям пока еще не ярко выражено, однако оно постоянно присутствует. Выступая как фольклорист-этнограф, писатель исчерпывающе подробно, с географической точностью и топографической подлинностью описаний, убедительно, достоверно изображает приметы времени, крестьянского быта: полукрепостные деревни, «посидки», надворные постройки, трактиры и харчевни. Уже в «Путевых письмах» этнографические описания сочетаются с подлинными фольклорными жанрами - песнями, преданиями, легендами (о конце Новгорода, об Иване Грозном, об Аракчееве и др.), создавая определенный фольклоризованный стиль. В «Путевых письмах» из Новгородской губернии Якушкин дает описание своей поездки, рассказывает о дорожных встречах, запоминает услышанные песни, такие, как про Ярославль-город, которые поет ему мальчик - сын ямщика. Писатель вникает в специфику народной речи. «Песню, которую пел мне мальчик, я знал прежде, она сложена про пожар Ярославля, но я его заставил пропеть два раза, мне хотелось прислушаться к выговору… Еще в этой песне поется:

Загорелась одна лавочка С черными соболями, С писаными картами…» 4 .

По ходу развития сюжета автор попадает в крестьянскую избу, что позволяет ему воспроизвести одежду и быт поселян: «…Изба была просторна, в ней не было ни одного стола; близ переднего угла горел светец с лучиною, кругом стен по лавкам сидели девки до двадцати пяти, и все за пряжей. Девки были одеты в сарафаны и повязаны пестрыми бумажными платками по-московски: свернув платок косынкою и подвязав под подбородком» 5 .

Писатель-путешественник рисует и крестьянские посиделки, обычаи и песни: «Девушки запели:

Не сиди-тко, Дуняшка, Дуняшка, поздно с вечера, Ты не жги ль, Дуняшка, огня до белого дня. Что до белинькаго до денечка, до краснова солнышка, Что до утренней то зари Дуня притомилася, На тесовенькую кровать спать Дуня ложилася…»

Вступая в повествование, автор оценивает песню: «Славная песня!» И уточняет: «В самом деле, эта песня мне понравилась» 6 . В «Путевые письма» из Новгородской и Псковской губерний Якушкин включает местные предания: о конце Новгорода, об Иване Грозном, об Аракчееве. В легенде о Новгороде живописцы, писавшие Христа, с благословляющей рукой, вдруг слышат его глас: «Писцы, не пишите меня с благословляющей рукой, напишите со сжатой дланью; в этой руке я держу Новгород, когда раскроется рука, падет Новгород» 7 . Автор замечает: это предание рассказал один из здешних мещан и добавил, что «рука уже почти раскрылась». Приводит Якушкин и предание о новгородском и псковском колоколах и Иване Грозном: «В Новгороде на стенной колокольне показывают колокол, про который мне рассказывали следующее: ехал Грозный царь с Торговой стороны на Софийскую. Выехал он на большой мост. В то время ударили в колокол, под Иваном конь упал на колени. Грозный велел у колокола отрубить уши… В Пскове есть такое же предание, там тоже показывают колокол без ушей, он лежит на колокольне на плахах, и в него звонить нельзя» 8 .

В произведениях Якушкина фольклорно-этнографические элементы чередуются с авторским художественным повествованием. Оно приобретает эмоциональную окраску в пейзажных зарисовках. Если в народных рассказах она почти отсутствует или социально обусловлена, то в первых путевых письмах пейзаж привлекает внимание путешественника. Через пейзаж, предания и легенды входит в письма лирическая струя. Вот запись, сделанная писателем 10 января в Юрьевом монастыре: «Нынче, часов в 12, отправился я к Юрьеву правым берегом Волхова. Для меня это была совершенно новая и оригинальная картина: на полном зимнем пейзаже - быстротекущая река. Все кругом сковано зимой, один только Волхов остается вольным новгородцем! Ударят сильные морозы - и он поддается: ничего не сделаешь! - присмиреет и он, покроется льдом, да ненадолго; опять сломит ледяные оковы и понесется быстро, вольно!» 9 . Но и этот пейзаж волнует автора не только сам по себе как эстетическое явление, но с ним связана легенда, народное предание о Грозном царе Иване. Мужик-перевозчик рассказывает его путешественнику: «…Волхов не мерзнет на том месте, где грозный царь народ рыл: со дна Волхова тот народ пышет…» 10 .

Так заканчиваются путевые письма из Новгородской губернии. Явных социальных оценок автор в этих письмах не дает, но они чувствуются в описании, подборе легенд и преданий, в том взгляде, который автор бросает на изображаемое. За всем этим стоит интерес Якушкина к злободневным современным вопросам. В путевых письмах сливались воедино народная история в преданиях и песнях и современные события. Следует отметить особую манеру письма Якушкина. В астраханских письмах основная часть повествования посвящена разговору между сидящими в вагоне. Через эти разговоры вводятся автором народные легенды о Емельяне Пугачеве, Степане Разине, передается народное мироощущение, восприятие народом социальных мстителей. Разговор завязывается между всеми, сидящими в вагоне:

«- Пугачев с Ермаком были великие воители! А Стенька Разин и воитель был великий, а еретик - так, пожалуй, и больше, чем воитель!

Какое же его было еретичество?

А вот какое. Бывало, его засадят в острог. Хорошо. Приводят Стеньку в острог. “Здорово, братцы”, - кричит он колодникам. “Здравствуй, батюшка наш, Степан Тимофеевич!” А его тут все знают. “Что здесь засиделись? На волю пора выбираться…” - “Да как выберешься? - говорят колодники. - Сами собой не выберемся, разве твоими мудростями!” - “А моими мудростями, так, пожалуй, и моими!”. Полежит так маленько, отдохнет, встанет. “Дай, - скажет, - уголь!” Возьмет этот уголь, напишет тем углем на стене лодку, насажает в ту лодку колодников, плеснет водой: река разольется от острога до самой Волги; Стенька с молодцами грянут песни - да на Волгу! Ну, и поминай, как звали!» 11 .

В самом способе передачи восторженных рассказов донских казаков о Пугачеве и Разине чувствуется авторское отношение. В письмах даются также этнографические описания Дона, Калачинской станции поселка Красный Яр, в котором писатель отбывал ссылку. Роль автора-путешественника в отдельных сценах писем заменяется кем-то неопределенным: «кто-то», «мой спутник», но иногда любознательный собеседник проявляет себя прямо: «шепнул я».

Однако повествование в путевых письмах ведется преимущественно от имени путешествующего, что придает особую достоверность увиденному и позволяет в то же время почувствовать присутствие автора: «Вчера я приехал в Тверь тяжелым поездом…», «Я приехал в Псков рано утром…». Автор вступает в разговор с крестьянами, ямщиками, перевозчиками, детьми, крестьянскими девушками, мещанами, священнослужителями, казаками, слушает народные предания, рассказы о помещиках, - таким образом, создается живая картина народного быта России 60-х годов.

Писатель видит народную жизнь во всей ее полноте. Человеческие характеры, даже в пределах очерка, раскрываются им правдиво и глубоко, с авторской симпатией, но без излишней идеализации. Вместе с тем путевые письма отражают и эволюцию мировоззрения самого писателя с конца 50-х до начала 70-х годов. Начав свой путь учеником П.В. Киреевского, Якушкин в 60-е годы переходит на позиции демократического народознания. В путевых «Письмах из Астраханской губернии» автор - ссыльный писатель, едущий в сопровождении жандармов в свою последнюю ссылку. Он сочувственно относится к разным слоям народа. Из числа пассажиров, собирающихся на пароходе, его взгляд выделяет старуху в лохмотьях, сосланную в Сибирь и возвращающуюся в Астрахань: «Одного ребенка она держала за руку, другого на руках… на них были намотаны какие-то тряпки, из которых выглядывали локти, коленки… Сколько лет этой женщине было, я не могу сказать, - пишет автор, - а думаю, судя по ее детям, с небольшим тридцать, но на вид было ей далеко за пятьдесят». Она «шамкает», голос ее старушечий. Весь путь из Сибири семья проделала пешком.

Все пешком шли? - спрашивает рассказчик.

Все, родненький, пешком, - отвечает старуха.

Рассказ старухи воспроизводит всю тяжесть пути: «Идешь, идешь… не ты ногами ворочаешь, а будто уж так, как жернова ходят… Думали, не дойдем никогда…» Автор замечает: «Заговорила женщина, обрадованная, что может высказать свои мысли, над которыми, как она видела, не глумились» 12 .

Письма Якушкина отличаются демократизмом. Эволюция творчества писателя движется в направлении от случайного к типическому, к отбору социально значимых фактов народного быта.

Знание народной жизни, тонкая наблюдательность, умение проникнуть в сложный внутренний мир человека - все эти качества Якушкина особенно полно раскрылись в его беллетристике. В рассказах и очерках 60-х годов Якушкин откликнулся на самые жгучие вопросы современности. В его беллетристических произведениях трудно провести грань между авторским повествованием и фольклорным источником. Соотношение между фольклорно-этнографическим элементом и авторским художественным повествованием в отдельных произведениях колеблется, но оба эти элемента всегда присутствуют.

В рассказах Якушкина народное творчество дается на фоне современной жизни народа. Так, в «Мужицком годе» фольклорные материалы образуют деревенский колорит. В повествование автора включаются крестьянские обряды и традиционные крестьянские песни. Они интересуют писателя как социальная этнография, отражающая повседневную жизнь народа. Обрядовые песни даны на широком бытовом социальном фоне, который обнаруживает тяжелый труд крестьян и материальную бедность. Рассказ носит черты этнографического описания, об этом свидетельствует его начало: «Степными губерниями, как известно, называют: Воронежскую, Курскую, Тамбовскую, Тульскую и Орловскую…» «Мужицкий год» - бытописательный рассказ, четко организованного сюжета в нем нет. Рассказ приобретает характер этнографической зарисовки жизни и быта крестьянина, с описанием деревни, крестьянской избы, крестьянской еды по праздникам, ярмарки. За этими этнографическими картинами встает жизнь народа. Автор пишет: «Посмотрим, как живет народ в северной части: деревушка, в ней десяток-другой черных избенок об одном, двух окошках, избенки все не очень весело смотрят, которая еще стоит, а которая и вовсе на боку… Бывают мельницы и большие, да те мельницы не мужицкие; либо барские, либо купеческие… миру от него мало что перепадает. Зимой такую деревушку всю и с прудом, до того заносит снегом, что не видно, где избы стоят, где пруд» 13 .

Время в рассказе определено мужицким годом, что подчеркивается его названием и ассоциируется с крестьянскими заботами, их повседневным временным трудом.

В оврагах еще снеговая вода бежит, а на сухом месте в конце деревни девушки уже весну закликают. Постепенно в повествование включаются фольклорные элементы, описание весенних праздничных обрядов. С чистыми полотенцами на голове, с лентами в косе, в белых льняных рубашках, в нарядных паневах… девки песни поют:

«Весна красна, На чем пришла, На чем пришла, Пришла, приехала? На кобыле вороной - С сохою, с бороной!» 14 .

Традиционные обряды соотносятся с крестьянской жизнью, с крестьянскими заботами. Мужики собираются к работам: кто соху ладит, кто борону справляет, кто сбрую чинит, после Благовещенья сразу за пахотьбу приниматься; снег сойдет, земля оттает, надо овес сеять; земля отошла, и стали под рожь пахать, а там опять за пашню под озимые, надо еще засеять гречиху, а в петровку сенокос подойдет, и снова поднимать пар и овес ломать - таков мужицкий год. «Дела не оберешься, гулять некогда», - замечает автор.

Пейзаж в рассказе соответствует трудовому мужицкому циклу и дан от лица рассказчика: «Въезжаем мы в эту деревню на восходе солнышка ранней весной: в оврагах снеговая вода бежит, пруд надувается, но снег еще не сошел, только на пригреве высохло» 15 . Авторское повествование проникнуто мироощущением крестьянских забот, восприятие автором действительности сливается с крестьянским миром. В полифонии голосов голос автора соединяется с собирательным образом народа: «Что же такое они ели? - спрашивает автор, - ведь нынче Благовещенье - праздник, разрешение не только вина и елея, да и на рыбу разрешение… Купить для праздника Господня рыбки? Купил бы, да купила-то не хватило! А ели крестьяне хлеб из муки с мякиною, пустые щи, забеленные конопляным соком: масла постного тоже не хватило…» 16 .

Введение в художественную ткань рассказа пословиц и поговорок свидетельствует также о народном мировосприятии писателя: «Овес сей хоть в золу, да в пору, а в дождь сей рожь».

Крестьянская нужда вопиюща. Так, описывая ярмарку, писатель замечает: «Другому надо лошадь купить, а иной горемыка последнюю коровенку тащит, деньги нужны - дома соли даже нет» 17 .

И целый день с раннего утра до позднего вечера - крестьянские работы, тяжелый крестьянский труд повседневности: «…труды, работа неустанная, беспрерывные труды, часто и в праздники работа, которую отложить нельзя - вот что значит весна в степной полосе России», - поясняет писатель.

И вместе с тем Якушкина привлекает любовь русского крестьянина к труду, к земле: «И, в самом деле, простой человек только и живет своей пашней, ее только одну любит. Послушайте, о чем толкуют старики, сидя вечерком по праздникам у какой-нибудь избы на завалинке - все об одних землях, о погоде, о дождях» 17 .

Портретов в рассказе нет, герой показан в трудовом процессе, через воспроизведение которого автором воссоздается характер. Крестьянин-мужик пашет и песню мурлычет, вытащил кусок хлеба, съел и опять пахать до позднего вечера. Бабы, девки тоже целый день с раннего утра до позднего вечера на работе. Мальчик лет десяти помогает отцу в полевых работах: пашню заборонует, лошадь напоит, в ночное сгонит. «Всем дело, большое дело, трудное дело!» - пишет автор. В этом проходит мужицкий год.

Наблюдая жизнь крестьян, проникается писатель народным мироощущением. Фольклорные и этнографические элементы не нарушают целостности художественной структуры рассказа.

Для прозы Якушкина характерен также очерк «Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь». Здесь дан фольклор в его бытовании. Именно по подлинным народным солдатским песням воссоздана писателем трагическая картина рекрутского набора. Якушкин ставил перед собой цель - «собрать в одно целое все, в чем выразил народ свое воззрение на рекрутчину и солдатский быт. - Пусть настоящий этюд послужит памятью о давнем, тяжелом, но, к счастью, и отходящем прошлом» 18 . Однако писатель замечает, что «…еще до сего времени в русских деревнях на солдатство народ смотрел как на несчастье, на беду, которая может разогнать, разорить какую угодно семью». Солдатство и рекрутчина, по мысли народа и автора, «бедушка немалая, большая». Рекрутчина в солдатских песнях - «горе», «тоска-горе». Герой песни жалуется, что «куют-то, меня, раздоброго молодца, куют во железо, что везут-то, везут меня, разудалого молодца. Везут во солдаты» 19 .

В представлении народа «большое солдатство - невзгода». Оно несет с собой тоску и печаль. Песни переходят в плач, скорбь добрых молодцев, обращенную к своим близким:

«Обижают меня, сиротинушку, злые люди: Что и ловят меня, сиротинушку, злые люди, Что и ловят меня, сиротинушку, ловят во солдаты!» 20 .

В плачи добрых молодцев вплетаются вопли друзей, сродников и «души красной девицы»:

«Не сама я плачу, плачут ясны очи, Что и сами слезы, слезы из глаз катятся, Что везут, отдают дружка во солдатушки, В молодые его, дружка, рекрутики» 21 .

В слезах родной батюшка, во возрыданьице матушка слов не вымолвила, молодая жена расплачется, малы детушки разрыдаются - такой жестокой трагедией для крестьянской семьи, как отмечает автор, был рекрутский набор.

«Ни одна рекрутская песня не обходится без этих ненавистных незаслуженных желез, воспевая как куют руки-ноги молодца “во железы”», - пишет Якушкин.

В песнях воспроизводится весь процесс рекрутчины, все обстоятельства рекрутского набора отражены в них:

«Посадили меня, раздоброго молодца, В козырные сани. Повезли-то меня, толико разудалого, В город - в губернью… Раздевали меня, раздоброго молодца, До белого тела… Как и стали они меня, сиротинушку, Они стричь и брити» 22 .

Воспроизводя фольклор в его живом бытовании, автор воссоздает социальную картину одной из сторон жизни русского крепостного крестьянства.

Рассказ «Небывальщина» - ближе к жанру путевых заметок и представляет собой сцены, встречи. Сам автор называет себя странником и считает, что только будучи им «чего и только не увидишь, чего не услышишь? И все впечатления новы, встречи неожиданны». Именно хождения писателя по родной земле, общение с народом и позволяют проникнуться народным мироощущением, представить собирательный образ народа, народную речь.

И здесь в текст включаются описания свадебных обрядов, девичника, величальные песни. Фольклорные включения вводятся писателем в сказовой манере, в духе народно-поэтической эстетики: появляются художественные образы «пути-дороги», «незнакомой стороны». Автор пишет: «Шел я путем-дорогою, стороною незнакомою, попался я на свадьбу, на девичник». Включаются в рассказ исконные элементы устного народного творчества, присказки: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Долго ли, коротко ли, а девичник справили. Опять пошел я стороною незнакомою. А ночь - хоть деньги считай» 23 . Даже название рассказа «Небывальщина» свидетельствует о близости к устному народному творчеству. В странствиях по Руси раскрываются перед писателем порой полные драматизма судьбы, человеческие характеры в их нравственной красоте. Из рассказа встретившегося Якушкину крестьянина вырисовывается полный душевной щедрости и доброты образ Анюты, Анны Петровны, о которой говорят крестьяне: «У Анюты душа ангельская», крестьянки, пожертвовавшей своей любовью ради любимого во имя высокого нравственного долга. «Я твоему закону не нарушница», - говорит Анна Петровна. «И живет она в деревне бобылкою, - приводит писатель рассказ крестьянина, - и только у ней радости и есть, как бы моих с Марьей детей чем ни на есть утешить» 24 .

Из многочисленных встреч писателя с людьми складывался и находил свое отражение в рассказах образ народа, образ русского дореформенного и пореформенного крестьянства. В очерках «Бунты на Руси», «Велик Бог земли Русской», в рассказе «Чисти зубы, а то мужиком назовут!», так же как и в «Небывальщине», нет единого сюжета. По своей художественной структуре они представляют собой записи подлинных бесед с крестьянами, диалоги, отдельные сцены, случаи, эпизоды и рассказы крестьян. Однако отдельные рассказы, вставные эпизоды связаны общей мыслью, пронизаны народным мироощущением, доносят до читателя понимание и толкование народом острых социальных вопросов в эпоху готовящейся отмены крепостного права и создают картины жизни и быта народа.

В крестьянском понимании и толковании социальных проблем, как показывает автор, проявились черты характера русского человека, метко подмеченные писателем: добродушие и прямая «дотошность», желание все понять до конца в поисках справедливости, истолковать царский манифест так, как он им представляется, а также известный консерватизм взглядов и привычек, патриархальность и косность: «Читай, Павел Иванович, “Положение”, - просят крестьяне автора.

Читай еще!.. Читай еще! Тут! Тут оно! Читай, - заговорили радостно в толпе. - Тут оно сказано.

Пусть они тщательно возделывают землю…

Это место! Это место! Читай, читай!

- …и собирают плоды ея…

Ну что? - спросил с торжеством мужик.

Да что ты прочитал?

Прочитал, чтобы вы хорошенько работали землю и собирали плоды…

Ну да: будешь хорошо пахать, посеешь рожь - рожь и родится хорошо, вот тебе и плоды…

Нет, Павел Иванович! Посеешь рожь - рожь и родится, а плодов все-таки не будет! Плоды в садах, а сады- то барские: а как плоды нам, стало, и сады к нам отойдут! Вот что!

Пустое, братцы, болтаете! Здесь не так сказано.

Читай! Читай еще!..» 25 .

Якушкин замечает в крестьянах и проблески устремлений к новому, способность критически оценивать настоящее. Со страниц рассказа встает коллективный, обобщенный образ русского крестьянина: добродушного и лукавого, умного, доброго, терпеливого и, вместе с тем, битого, обманутого, притесняемого, однако единодушного в неприятии «барина-шута». С иронией, переходящей в злую сатиру, Якушкин рисует сцену встречи крестьянского мира с помещиком.

В очерке «Бунты на Руси» господин объявил желание ехать в свое имение, надел какой-то шитый мундир, сел в дрожки и поехал… «День был праздничный, часов пять после обеда; народу около кабака уже много толпилось, когда барин приехал в свою вотчину.

Здесь староста? - спросил барин, подъезжая к собравшимся мужикам.

Здесь! - отвечал, выходя из толпы, староста. - Чего тебе надо?

Я вам барин!

Что? Что? - зашумела толпа.

Говорят вам, - стал толковать барин, - вы мои, а я ваш барин.

Наш барин живет в Питере!

Я из Питера и приехал.

Какой ты барин, ты шут!

Какой шут? - спросил барин, озадаченный этим, немного резким суждением. - Я вам говорю, друзья мои, я ваш барин, - уверял барин.

Полно врать, - отвечали из толпы, - езжали и мы в город, видали всяких господ, а пока Бог не приводил видеть такого, как ты… Ты, брат, лучше, чем болтать пустяки, какую ни на есть шутку покажи, девок позабавь.

А воображение барина уже рисовало бунт» 26 .

Писатель подчеркивает, с какой легкостью справедливое несогласие со стороны крестьян, а то и просто возникшее недоразумение объявляется бунтом. Последствия бунта, трагедия крестьянских судеб не волнуют ни барина, ни управляющего, ни полицию.

В очерке «Бунты на Руси» за точным языком фактов просматривается крестьянская трагедия: «Колесников и Денисов пробыли в остроге с 26 ноября 1870 года по 19 февраля 1871 года… Крестьяне найдены невиновными, бунта никакого не оказалось, и они освобождены…» В публицистическом монологе, завершающем очерк, с гражданской скорбью и политической заостренностью звучит голос писателя: «Я не говорю, сколько страдали и физически, и морально эти несчастные, пробывшие в остроге почти три месяца. Но что им предстояло испытать при выходе из острога, об этом, вероятно, никто и не подумал!.. И все это в последние дни их честной и трудной жизни будет им напоминать, что они не те люди почетные, какими были прежде, а люди шельмованные-острожные» 27 .

В рассказе «Чисти зубы, а то мужиком назовут!» писатель открыл читателям чудовищный факт крепостнических отношений - обычай «чистить зубы» - избивать крестьян. Иронически звучит название рассказа. Крестьяне биты и избиваемы и исправником, и становыми, и старостами. И даже самый захудалый крестьянин Ванька Сигалин, у которого избенка развалилась, хлеба никогда не бывало своего, став старшиной, бьет своих же крестьян. «Ах ты, мужик, - кричит он, - завидев крестьянина, идущего по улице. - Я тебя вон откуда завидел, а ты шапку только теперь изволил снять… А сам в зубы - лясь, да лясь!» 28 .

Так же проявляет себя и становой по отношению к крестьянам: «…все знали станового повадку: как только явится к нему мужик - прямо в бороду! Оттаскает, оттаскает как должно, только тогда станет об деле говорить» 29 .

Рассказово-очерковая проза Якушкина отразила всестороннее изучение писателем народного быта, вошедшее в его произведения как через этнографические описания и устное народное творчество, так и через осмысление и освещение народных эстетических, общественных, политических, трудовых воззрений. Проза Якушкина по своей идейно-художественной направленности близка к очеркистике 1860-х годов. Его произведения изобилуют документально-этнографическими описаниями, фольклорные материалы входят в них органично и подчас составляют содержание очерка и рассказа, использование народных крестьянских песен и народного эпоса носит характер подлинной собирательской записи. Основная роль в повествовании отводится рассказчику, он часто связывает сюжет и комментирует его. Рассказы и очерки построены на достоверных фактах, изобилуют диалогами, которые сменяются авторскими описаниями. Для художественной структуры произведений свойственны отрывки, сцены, эпизоды, эскизы, определенность времени и места. Сюжеты передают естественный ход жизни. Пейзажи имеют этнографическую окраску. Все это объясняется спецификой жанра, в который вводятся фольклорно-этнографические элементы, а также индивидуальным своеобразием писателя.

Вопросы и задания

Расскажите о Якушкине-писателе, этнографе и фольклористе. Почему творчество Якушкина занимает видное место в демократической прозе?
Какими особенностями характеризуются его очерки и рассказы?
Приведите примеры этнографических описаний и использования фольклорных жанров в творчестве Якушкина (песня, народная легенда, предание).
Опишите картины народной жизни в произведениях Якушкина.
Чему посвящается очерк «Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь»? Какова цель автора в этом очерке и по каким источникам он написан?
Каковы представления народа о рекрутчине и солдатчине? Как создаются автором эти картины народной жизни?
Коротко охарактеризуйте рассказы «Небывальщина», «Велик Бог земли Русской», «Бунты на Руси», «Чисти зубы, а то мужиком назовут».
Сделайте вывод об особенностях прозы Якушкина, ее художественном своеобразии, о специфике отражения в ней основной темы литературы 60-х годов.
Согласны ли вы с доводом, что «Путевые письма» Якушкина - отражение повседневной жизни простых людей? Докажите это цитатами из текста.
Приведите высказывания критиков о творчестве Якушкина, подтверждающие, что он является этнографом-народником.
Докажите, что произведения Якушкина отличаются остротой социальной критики.