Джунглей редьярда киплинга. "Маугли" кто написал? "Маугли", Киплинг. Перевод Алины Куберской, художник В.Гуль

Стихи к Дню защитника Отечества
С. Маршак
ФЕВРАЛЬ
Дуют ветры в феврале,

Воют в трубах громко.

Змейкой мчится по земле

Лёгкая позёмка.
Поднимаясь, мчатся вдаль

Самолётов звенья.

Это празднует февраль

Армии рожденье.

О. Высотская
Наша армия родная

И отважна и сильна.

Никому не угрожая,

Охраняет нас она.
Оттого мы любим с детства

Этот праздник в феврале.

Слава армии Российской,

Самой мирной на земле.
К. Ваншенкин
МАТРОС
На ремне сверкает пряжка

И блестит издалека,

Полосатая рубашка

Называется «тельняшка»...
А матросская фуражка

Не имеет козырька.

Называется фуражка

Бескозыркой моряка.
И над нею ленты вьются,

На ветру холодном бьются.

И взлетают, и шуршат,

А на ленте - буквы в ряд.
Ветры, дуйте! Ливни, лейте!

Ураган, гуди, пыля!

Всё равно горит на ленте

Вечно имя корабля.
Это имя для матроса

Будет дорого всегда...

Мелкий дождь струится косо,

Глухо в берег бьёт вода.
Хмуро в море-океане,

Пляшут волны там и тут.

Корабли идут в тумане,

Нашу землю стерегут.
В. Орлов
РИСУНОК
Белая бумага,

Красный карандаш:

Дедушка у флага,

Рядом - экипаж.
Снежная опушка,

Белые снега.

Танковая пушка

Смотрит на врага.
Лица молодые,

Автомат в руке.

Все они живые

На моём листке:
Дедушка у флага,

Рядом - экипаж...

Белая бумага,

Красный карандаш.
Анатолий Софронов
ШУМЕЛ СУРОВО БРЯНСКИЙ ЛЕС
Шумел сурово Брянский лес,

Спускались синие туманы.

И сосны слышали окрест,

Как шли на битву партизаны.
Тропою тайной меж берёз

Спешили дебрями густыми.

И каждый за плечами нёс

Винтовку с пулями литыми.
В лесах врагам спасенья нет:

Летят советские гранаты.

И командир кричит им вслед:

«Громи захватчиков, ребята!»
Шумел сурово Брянский лес,

Спускались синие туманы,

И сосны слышали окрест,

Как шли с победой партизаны.
Михаил Исаковский
У САМОЙ ГРАНИЦЫ
У самой границы, в секрете,

Я зоркую службу несу,-

За каждый пригорок в ответе,

За каждую ёлку в лесу.
Укрытый густыми ветвями,

И слушаю я, и смотрю,

И сердцем с родными краями

В такие часы говорю.
И всё мне становится ближе, Как будто сквозь сумрак ночной Я всю свою Родину вижу

И вся она рядом со мной…
Сергей Васильев

БЕЛАЯ БЕРЁЗА
Я помню, ранило берёзу

осколком бомбы на заре.

Студёный сок бежал, как слёзы,

по изувеченной коре.
За лесом пушки грохотали,

клубился дым пороховой.

Но мы столицу отстояли,

спасли берёзу под Москвой.
И рано-раненько весною

берёза белая опять

оделась новою листвою

и стала землю украшать.
И с той поры на все угрозы

мы неизменно говорим:

«Родную русскую берёзу

в обиду больше не дадим!»
Александр Стовба, поэт-афганец
Александру Матросову
У офицеров и солдат

Порой военной время сжато…

Вот, приготовив автоматы,

Твои товарищи лежат.
И жизнь зависит от себя,

О, подвига полет бессмертный!

Ты бросился на выстрел первым,

Друзей и Родину любя!
И, смяв атакой рубежи,

Пошла вперед родная рота,

А ты у вражеского дота

В снегу, недрогнувший, лежишь
Отчизны юный гражданин,

Безмерно любящий Отечество,

Ты отдал жизнь за человечество,

А мог дожить и до седин…

Поздравляю, милый папа,
С 23 февраля
С ранних лет героем стал ты
И примером для меня.
Славной Родины границы
Ты умело защищал,
Пусть она тобой гордится,
Как горжусь тобою я

Февраль

И.Даренский

Нашей Армии любимой
День рожденья в феврале.
Слава ей, непобедимой!
Слава миру на земле!

Родина

Л.Воронкова

Наша Родина богата,
Мы чужого не хотим,
Но своей страны, ребята,
Никому не отдадим.

Спешу поздравить от души
С Днём Армии и Флота!
Защитой Родины служить -
Хорошая работа!

В дозоре

И. Гамазкова

Воин российский
В вечном дозоре
На самолёте,
На корабле.
Он охраняет
Мирное море,
Мирное небо,
Мир на земле.

Бей, барабан!

И. Гамазкова

Бей, барабан! Там-тарарам!
Слава всем воинам-богатырям!
Дедушке, папе и старшему брату,
Лётчику, и моряку, и солдату!

Вырасту – стану я воином сам.
Родину нашу в обиду не дам!
Трубы, трубите!
Бей, барабан!
Слава героям! Трам-тататам!

Моряк

Н. Иванова

На мачте наш трехцветный флаг,
На палубе стоит моряк.
И знает, что моря страны,
Границы океанов
И днем, и ночью быть должны
Под бдительной охраной!

Танкист

Н. Иванова

Везде, как будто вездеход,
На гусеницах танк пройдет
Ствол орудийный впереди,
Опасно, враг, не подходи!
Танк прочной защищен броней
И сможет встретить бой!

Будущий мужчина

В. Косовицкий

У меня пока игрушки:
Танки, пестики, хлопушки,
Железные солдаты,
Бронепоезд, автоматы.
А когда настанет срок,
Чтоб в армию пойти спокойно мог,
Я с ребятами в игре
Тренируюсь во дворе.
Мы играем там в «Зарницу» -
Нарисовали мне границу,
На посту я! Стерегу!
Раз доверили – смогу!
А родители в окне
Глядят вслед с тревогой мне.
Не переживайте вы за сына,
Я же – будущий мужчина!

Старший брат

Т. Агибалова

По секрету старший брат
Мне сказать решил:
«В прошлом папа наш - солдат,
Родине служил,
Просыпался за заре,
Чистил автомат,
Чтобы был на всей земле
Мир для всех ребят».
Я почти не удивлен,
Я подозревал
И давно считал, что он -
Бывший генерал.
Двадцать третьего решил,
Ровно в шесть утра,
Прокричу от всей души
Громкое УРА!

Российский воин

Российский воин бережёт
Родной страны покой и славу!
Он на посту – и наш народ
Гордится Армией по праву.

Спокойно дети пусть растут
В Российской солнечной Отчизне
Он охраняет мирный труд,
Прекрасный труд во имя жизни.

Армия любимая

Об армии любимой
Знает стар и млад
И ей, непобедимой,
Сегодня каждый рад.
Есть в армии солдаты,
Танкисты, моряки,
Все сильные ребята,
Им не страшны враги!
Стоят ракеты где-то,
И на замке граница.
И так чудесно это,
Что нам спокойно спится!

День защитника Отечества

Наши воины полны
Мужества и чести!
В День защитника страны
Все мы с ними вместе!
Всех военных с этим днём
Поздравляем дружно!
А когда мы подрастём,
Родине послужим!

Папу поздравляю
С праздником мужским:
Он в юности, я знаю,
В армии служил.

Значит тоже воин,
Хоть не командир.
Праздника достоин –
Охранял весь мир!

Для меня ты – главный!
Мне не дашь пропасть:
Я Отчизны славной
Маленькая часть.

Наша Армия

Владимир Степанов

На горах высоких,
На степном просторе
Охраняет нашу
Родину солдат.
Он взлетает в небо,
Он уходит в море,
Не страшны защитнику
Дождь и снегопад.

Шелестят берёзы,
Распевают птицы,
Подрастают дети
У родной страны.
Скоро я в дозоре
Встану на границе,
Чтобы только мирные
Снились людям сны.

Суворовец

В. Степанов

Красные погоны,
Новенький мундир.
По Москве шагает
Юный командир.
У него походка
Гордости полна.
День своих защитников
Празднует страна.

В. Степанов

Мы по улице идём.
Подпоясан день сегодня
Крепким кожаным ремнём,
И звенят на нём медали,
Ордена горят на нём.

Зимним днём, февральским днём,
Мы по площади идём,
К сердцу воина-солдата
На гранит цветы кладём
И защитнику народа
Честь в молчанье отдаём.

Зимним днём, февральским днём,
Всю страну мы обойдём.
Мы взлетим на самолёте,
Мы по морю поплывём
И увидим, как зажжётся
Небо праздничным огнём.

Армия мира

Российская* армия мир бережёт
Её уважает весь наш народ.
Её уважают во всякой стране,
Она преградила дорогу войне.

Походной колонной проходят бойцы,
И юность свою вспоминают отцы.
Обветрены лица, штыков ровный ряд,
Красные звёзды на касках горят.

Все вышли из дому
И внуки, и дед, -
Шлют Армии Мира
Сердечный привет.

* - в исходном варианте - Советская

***

Афонина Светлана

23 февраля - красный день календаря
В этот день отца и деда
Поздравляет вся семья!
Мы с сестрёнкой от себя,
Нарисуем им коня!
По бумаге конь наш скачет
Звонко сбруею звеня!
Ну а бабушка и мама
Испекут для них пирог,
И положат внутрь сладкий
И рассыпчатый творог!
Мы за этим пирогом
Праздник славно проведём!
Праздник важный, настоящий
Праздник нужный - День мужской!

Российская армия

Армию Российскую
Любят все у нас,
О Российской Армии
Будет наш рассказ.

Наша Армия родная
И отважна и сильна,
Никому не угрожая,
Охраняет нас она.

Оттого мы любим с детства,
Этот праздник в феврале.
Слава Армии Российской
Самой мирной на земле!

Будущим защитникам

И. Грошева

Сегодняшний день
Постарайся запомнить
И в сердце его сохрани.
Ты сильный, ты смелый,
И враг вероломный
Боится к тебе подойти.
И есть еще в жизни
Большие дела,
Куда тебя честь
За собой не звала,
Ты смело ступай,
Наготове копье!
Борись за любимых,
За счастье свое!

Сегодня папин день, его я поздравляю!
И в День защитника ему я пожелаю,
Со мною, как с мужчиною, считаться,
И иногда немножко подчиняться.
Ведь я, конечно, генералом буду
И папину отвагу не забуду.

В военные игры мы с папой играем,
Стратегия, тактика, битва без правил!
Конечно, мне все это интересно,
Но в жизни не будет пусть этому места!
Я папу сегодня поздравить хочу,
А про войну я чуть-чуть промолчу.

Мальчики сегодня нарядные такие.
Все в рубашках белых – будто бы большие.

День мужской отметим, мальчиков поздравим.
Всех мужчин сегодня от души мы славим.

Будьте же вы сильными, смелыми, здоровыми.
И делами разными увлекайтесь новыми.

Покоряйте небеса, горы, океаны.
Открывайте города дальние и страны.

Нам цветы всегда дарите, добрые улыбки.
И не совершить сумейте глупые ошибки.

Вы, мальчишки, молодцы! Мы гордимся вами!
И сегодня поздравляем добрыми словами.

Как папа

Т. Бокова

Хочу похожим быть на папу.
Во всем хочу как папа стать.
Как он - носить костюм и шляпу,
Ходить, смотреть и даже спать.

Быть сильным, умным, не лениться
И делать все, как он - на пять!
И не забыть еще жениться!
И... нашу маму в жены взять.

Пограничник

А. Жаров

За темным оврагом простор полевой…
Вечерней порою в дозор от заставы
Идет пограничник страны часовой.

Тропинки лесные, пахучие травы.
Звенят соловьи над бегущим ручьем.
Идет пограничник в дозор от заставы
В любую погоду - и ночью и днем.

Раз, два, три, четыре, пять...

Н. Самоний

Раз, два, три, четыре, пять -
Будем папу поздравлять,
День Защитника настал!
Пожеланий - просто шквал:
РАЗ- болезней век не знать,
Чтоб здоровьем щеголять.
ДВА - работы без тревог,
А на ТРИ - зарплаты в срок.
На ЧЕТЫРЕ - светлых дней,
Добрых, преданных друзей;
Никогда их не терять...
Уваженьем процветать!
А на ПЯТЬ - любви большой,
С Днём Защитника, герой!!!

Защитники

Натали Самоний

Как же всем играть охота:
Петя – главный над пехотой,
Сеня – снайпер, очень меткий,
Санитарка – это Светка.
Таня – смелая танкистка,
Рая с радио – радистка.
Лёня – лётчик-вертолётчик,
Паша – шустрый пулемётчик.
Мы в солдат не зря играем –
Так Отчизну защищаем!

Маленький генерал

Натали Самоний

Я серьёзно заявил:
«Малышом быть – надоело,
Генералом быть хочу!
Я ведь взрослый, я же смелый!

Я собак уж не боюсь,
Их рычанье – не угроза.
Не страшны мне индюки,
Не пугают больше грозы.

Мне уже почти семь лет!
Я за жизнь наелся манки…»
Засмеялся мой отец:
«Научись крутить портянки!

Очень плох тот генерал,
Кто в солдатах не бывал!»

Пусть останутся войнушки лишь игрой

Натали Самоний

Ведь играем, ведь воюем понарошку:
Не желаем встретиться с бедой –
Ни Данил, ни Миша, ни Серёжка.

Пусть останутся войнушки лишь игрой
И не плачут наши девочки от страха.
И пусть смех повсюду льёт рекой,
А над нами - пусть поют задорно птахи.

Пусть останутся войнушки лишь игрой,
Пусть никто и никогда не погибает;
А пусть солнца лучик золотой
В мирном небе счастье вышивает!

Белая бумага,
Красный крадандаш:
Дедушка у флага,
Рядом - экипаж.
Снежная опушка,
Белые снега.
Танковая пушка
Смотрит на врага.
Лица молодые,
Автомат в руке.
Все они живые
На моем листке:
Дедушка у флага,
Рядом экипаж...
Белая бумага,
красный карандаш.

На ваших плечах - счастье, радость и мир,
Огромной страны оборона.
Слагаются песни, читают стихи
О людях в военных погонах.

Спасибо за солнце и пение птиц,
За чистое ясное небо,
За запах мороза, весенних цветов
И вкус испеченного хлеба!

Дуют ветры в феврале, воют в трубах громко,
Змейкой мчится по земле лёгкая позёмка.
Поднимаясь, мчатся вдаль самолётов звенья.
Это празднует февраль армии рожденье.

Ночью вьюга бушевала, и метелица мела,
А с рассветом нам тихонько папин праздник принесла.
Папин праздник - главный праздник
Всех мальчишек и мужчин.

И поздравить пап любимых мы сегодня так спешим!
Мы желаем папам счастья, неба мирного для них!
Мы мальчишек наших любим, уважаем от души!
Защищать всегда нас будут, хоть пока коротыши!

Я знаю, что папа мой тоже когда-то
Был очень хорошим и смелым солдатом.
Я папу люблю, и его непременно
Поздравить хочу в этот праздник военный…

Сейчас я повыше на стул заберусь,
Военную песню спою ему громко.
Пусть знает мой папа, что я им горжусь,
А он пусть гордится успехом ребенка.

С Днем Защитника поздравлю,
Без вниманья его не оставлю.
Дедуля у меня всегда герой,
Хотя уже совсем немолодой.

В войну еще мальчишкою он был.
Не воевал, но много пережил.
Пусть нет наград военных и медалей,
Страну трудом мальчишки защищали.

Горжусь дедулей стареньким моим.
Защитник он под номером один!
Он для меня и друг и командир -
Любим, необходим, незаменим.

Защитникам отечества

Д. Рыбаков

Спасибо Всем, кто жизнь отдал,
За Русь родную, за свободу,
Кто страх забыл и воевал,
Служа любимому народу.

Спасибо Вам,
Ваш подвиг вечен,
Пока жива моя страна,
Вы в душах наших,
В нашем сердце,
Героев не забудем, Никогда!

Н. Найденова

Пусть небо будет голубым,
Пусть в небе не клубится дым,
Пусть пушки грозные молчат
И пулемёты не строчат,
Чтоб жили люди, города,
Мир нужен на земле всегда!

Наша армия родная

Л. Некрасова

Пограничник на границе
Нашу землю стережёт,
Чтоб работать и учиться
Мог спокойно весь народ...
Наши лётчики-герои
Небо зорко стерегут,
Наши лётчики-герои
Охраняют мирный труд.
Наша армия родная
Стережет покой страны,
Чтоб росли мы, бед не зная,
Чтобы не было войны.

Мужской праздник

В. Руденко

Я с утра спросила маму:
- Что за праздник к нам пришёл,
Почему все суетятся,
Праздничный готовят стол?
Папа в новенькой рубашке,
Дед надел все ордена,
Ты вчера возле духовки
Провозилась допоздна.
- В этот праздник поздравляют
Всех мужчин,со всей страны,
Ведь за то они в ответе,
Чтобы не было войны!

У самой границы

М. Исаковский

У самой границы, в секрете,
я зоркую службу несу, -
за каждый пригорок в ответе,
за каждую ёлку в лесу.
Укрытый густыми ветвями,
и слушаю я, и смотрю,
и сердцем с родными краями
в такие часы говорю.
И всё мне становится ближе,
как будто сквозь сумрак ночной
я всю свою Родину вижу
и вся она рядом со мной.

В нашей армии

А. Ошнуров

В нашей армии страну
Папа защищает.
На границе он войну
В дом наш не пускает.
Скоро вырасту большим,
Сам, как папа, стану.
Вот тогда я вместе с ним
На границе встану.
Пусть пока не могут взять
В армию ребёнка,
Но могу я защищать
Нашего котёнка.

С Праздником российского солдата,
Молодой безусый ученик!..
Станешь старше - за страну когда-то
Встанешь насмерть, грозен и велик.
Только чтоб врага любого в море,
В воздухе и на земле разбить,
Надо хорошо учиться в школе,
Родину великую любить!
...Девчонкам чтобы без опаски жить,
Должны мальчишки в армии служить!!!

Р. Алдонина

По телевизору – ПАРАД
Тарам-папам-папам!
Бойцы идут за рядом ряд,
Равняясь по рядам!
Когда-нибудь пройду и я,
Печатая шаги,
Пускай любуются друзья
И хмурятся враги!

Этот праздник вышел за границы,
Он не просто праздник для солдат,
Он не только для людей в погонах,
Что на службе Родине стоят.

Этот праздник - праздником мужчины
С полным правом можем мы назвать.
В честь мужчин сегодня поздравленья
С благодарностью от нас звучат.

Мой папа - военный

Г. Лагздынь

Мой папа - военный.
Он в армии служит.
Он с техникой сложной
Армейскою дружит!
Ходил он не раз
В боевые походы.
Не зря говорят:
"Командир - из пехоты".

Самый лучший

О. Чусовитина

Может он в футбол играть,
Может книжку мне читать,
Может суп мне разогреть,
Может мультик посмотреть,
Может поиграть он в шашки,
Может вымыть даже чашки,
Может рисовать машинки,
Может собирать картинки,
Может прокатить меня
Вместо быстрого коня.
Может рыбу он ловить,
Кран на кухне починить.
Для меня всегда герой -
Самый лучший ПАПА мой!

Пограничник

Г. Ладонщиков

Пограничник на посту
Зорко смотрит в темноту.
За спиной его страна
В мирный сон погружена.

На границе ночь тревожна
Ночью всякое возможно,
Но спокоен часовой
Потому, что за спиной
Наша армия стоит,
Труд и сон людей хранит;
Что богата и сильна
Наша мирная страна.

Защитникам Отечества

И. Асеева

Покой всех городов и сел старинных
Стерег дозор богатырей былинных.
Пускай те дни прошли, но слава вам,
Не давшим Русь врагу богатырям!

Нас защищали прадеды и деды –
В Берлине развевался флаг победы.
Когда нам по ночам сон сладкий снится,
Не спят солдаты наши на границе.

Пусть солнце жжет оттаявшие крыши!
Мы поздравляем нынче тех мальчишек,
Кто невелик, но изо всех силенок
Сам защищает слабых и девчонок!

Защитники Отечества

Н. Мигунова

Чудесный праздник в феврале
Страна моя встречает.
Она защитников своих
Сердечно поздравляет!

На суше, в небе, на морях
И даже под водою
Солдаты мир наш берегут
Для нас, дружок, с тобою.

Когда я вырасту большим,
Где б ни служил, повсюду
Свою Отчизну защищать
И я надёжно буду.

Военный праздник

И. Гурина

Праздник есть у нас один.
Этот праздник – день мужчин,
День защитников, солдат.
В этот день пройдет парад!

Мы увидим вертолеты,
Пушки, танки, самолеты.
Мы пройдем военным шагом
Под большим красивым флагом.

Прочитаем поздравленье,
Сядем к папе на колени.
Много в армии мужчин,
А такой, как он – один!

Будущий защитник

А. Усачёв

Каждый мальчик может стать солдатом,
По небу лететь, по морю плыть,
Охранять границу с автоматом,
Чтоб свою отчизну защитить.

Но сначала на футбольном поле
Защитит ворота он собой.
И за друга во дворе и школе
Примет он неравный, трудный бой.

Не пустить чужих собак к котёнку –
Потруднее, чем играть в войну.
Если ты не защитил сестрёнку,
Как ты защитишь свою страну?

Зенитчики

С. Михалков

Слышен рокот
Самолета.
В нашем небе
Бродит кто-то
На огромной высоте,
В облаках
И в темноте.
Но безлунными ночами,
От зари и до зари,
Небо щупают лучами
Боевые фонари.
Тяжело лететь пилоту –
Луч мешает самолету,
А с земли
Навстречу гулу
Поднимают пушки дула:
Если враг –
Он будет сбит!
Если друг –
Пускай летит!

Защитники Отечества

А. Гришин

Мой дедушка когда-то
Артиллеристом был
И папа был солдатом –
В погранвойсках служил.

Когда я стану старше,
Окрепну, подрасту,
Стоять я буду так же
На боевом посту,

Уверенно и смело
Приказы выполнять
И воинское дело
Серьёзно изучать.

А после службы ратной
Я возвращусь домой.
И дедушка и папа
Гордиться будут мной!

* * *

Первая книга джунглей

Предисловие автора

Конечно, сочинение такого рода, как это, требует со стороны редактора обращения к любезности многочисленных специалистов. И плохо отплатил бы он за доброе к себе отношение, если бы не признал себя в долгу перед многими лицами.

Прежде всего он должен поблагодарить высокоученого и талантливого Бахадур Шаха, грузового слона № 174 по списку Индии, который так же, как и его милейшая сестра Пудмини, в высшей степени любезно сообщили историю Маленького Тумаи и большую часть материала для рассказа «Слуги ее величества». Сведения для приключения Маугли собирались мало-помалу в различные периоды времени, в различных местах и из уст многих лиц, большая часть которых пожелала сохранить полную анонимность. Тем не менее, находясь в такой дали от них, редактор решается выразить свою признательность одному индусскому высокородному джентльмену, обитателю откосов Джакке, за его убедительную, хотя и несколько сатирическую, характеристику его же собственной касты жрецов (служителей храма). Сахи, ученый, неутомимый ревностный исследователь, входивший в состав недавно рассеявшейся сионийской стаи, и артист, прославившийся на большинстве местных сельских ярмарок Южной Индии, где его танцы в наморднике привлекают к нему всю иную прекрасную и культурную часть населения, доставил ценные данные о многих племенах, их нравах и обычаях. Сведения эти вошли в рассказы: «Тигр! Тигр!», «Охота питона Каа» и «Братья Маугли». За абрис для «Рикки-Тикки-Тави» редактор остается в долгу перед одним из главных герпетологов Верхней Индии, бесстрашным и независимым исследователем, который, приняв девиз «Лучше не жить, но непременно знать», недавно лишился жизни вследствие усердного изучения пород ядовитых змей, водящихся в наших дальневосточных владениях. Счастливая случайность дала редактору возможность во время путешествия на пароходе «Императрица Индии» оказать небольшую услугу одному из своих спутников. Как богато был он вознагражден за эту жалкую услугу, о том прочитавшие рассказ «Белый котик» могут судить сами.

Братья Маугли

В Сионийских горах наступил очень жаркий вечер. Отец Волк проснулся после дневного отдыха, зевнул, почесался и одну за другой вытянул свои передние лапы, чтобы прогнать из них остаток тяжести. Волчица Мать лежала, прикрыв своей большой серой мордой четверых барахтавшихся, повизгивавших волчат, а в отверстие их пещеры светила луна.

– Огур!.. – сказал Отец Волк. – Пора мне идти на охоту.

И он уже готовился пуститься по откосу горы, когда маленькая тень с пушистым хвостом показалась подле входа в пещеру и жалобно провизжала:

– Пусть тебе сопутствует удача, о вождь волков, пусть судьба даст твоим благородным детям сильные, белые зубы, пусть счастье улыбается им.

И да не забывают они голодных!

Говорил шакал Табаки, лизоблюд. Волки Индии презирали Табаки за то, что он всем причинял неприятности, сплетничал и поедал тряпье и лоскутья кожи на сельских свалках мусора. Вместе с тем в джунглях боялись его, потому что шакалы способны сходить с ума, а в таком состоянии они забывают всякий страх, бегают по лесам и кусают всех, кого встречают. Когда маленький шакал сходит с ума, даже тигр прячется от него. Ведь для дикого создания безумие величайший позор! Мы называем эту болезнь водобоязнью, в джунглях же ее считают дивани – безумием.

– Войди же и посмотри, – сухо сказал ему Отец Волк, – только в пещере нет ничего съедобного.

– Для волка – нет, – ответил Табаки, – но для такого скромного создания, как я, даже обглоданная кость – великолепный пир. Что такое мы, Джидур лог – племя шакалов, – чтобы выбирать и пробовать?

Мелкими шажками он вбежал в самую глубь пещеры, отыскал там оленью кость с остатками мяса, присел и принялся с наслаждением ее грызть.

– Прими великую благодарность за прекрасное угощение, – сказал он, облизываясь. – Какие красавцы, благородные дети! Какие у них большие глаза! А еще такие юные. Впрочем, что я? Мне следовало помнить, что королевские дети с первого дня своей жизни – взрослые.

Табаки, как и все остальные, отлично знал, что похвалы, сказанные детям в лицо, приносят им несчастье, и ему было приятно видеть, что волки-родители встревожились.

Табаки посидел, молча радуясь, что он сделал им неприятность, потом презрительно сказал:

– Шер Хан переменил место охоты. Он сказал мне, что всю следующую луну будет охотиться в этих горах.

Шер Хан был тигр, живший в двадцати милях от пещеры близ реки Венгунга.

– Он не имеет на это права, – сердито начал Отец Волк. – По Законам Джунглей – он не имеет права без предупреждения менять место охоты. Он распугает всю дичь на десять миль, а мне… мне предстоит охотиться эти два дня.

– Недаром мать Шер Хана назвала его Лунгри, хромым, – спокойно заметила волчица. – Он хромает со дня рождения и потому всегда убивал только домашний скот. В деревне Венгунга сердятся на него, а теперь он пришел сюда, чтобы раздражать «наших людей». Они обыщут джунгли, когда он убежит, и нам с детьми придется спасаться от подожженной ими травы. Действительно, мы можем поблагодарить Шер Хана.

– Передать ему вашу благодарность? – спросил Табаки.

– Прочь! – лязгнув зубами, сказал Отец Волк. – Прочь, ступай охотиться со своим господином. Достаточно неприятностей наговорил нам ты.

– Я уйду, – спокойно ответил Табаки. – Слышите, в чащах рычит Шер Хан? Я мог бы даже и не говорить вам о нем.

Отец Волк прислушался; в долине, которая спускалась к ручью, раздалось сухое, злобное, продолжительное ворчание ничего не поймавшего тигра, которому не стыдно, что все в джунглях узнали о его неудаче.

– Глупец, – сказал волк. – Он начинает работу с таким шумом! Неужели он думает, что наши олени похожи на его откормленных быков?

– Тсс! Сегодня он охотится не на оленя и не на быка, – сказала волчица. – Его дичь – человек.

Ворчание превратилось в громкое рычание, которое, казалось, неслось со всех сторон. Именно этот звук заставляет терять рассудок спящих под открытым небом дровосеков и цыган; именно слыша его, они иногда бросаются прямо в пасть тигра.

– Человек, – сказал Отец Волк, оскалив свои белые зубы. – Фу! Неужели в болотах мало водяных жуков и лягушек, чтобы он еще ел человека, да еще в наших местах.

Закон Джунглей, никогда не приказывающий чего-либо беспричинно, позволяет зверям есть человека, только когда зверь убивает его, желая показать своим детям, как это надо делать, но тогда он должен охотиться вне мест охоты своей стаи или племени. Настоящая причина этого состоит в том, что вслед за убийством человека, рано или поздно, являются белые на слонах и с ружьями и сотни коричневых людей с гонгами, ракетами и факелами. И все в джунглях страдают. Однако между собой звери говорят, что Закон запрещает убивать человека, потому что он самое слабое и беззащитное изо всех живых созданий и, следовательно, трогать его недостойно охотника. Кроме того, они уверяют – и справедливо, – что людоеды страшно худеют и теряют зубы.

Рычание стало громче и вдруг послышалось «ар-р-р», короткий крик падающего тигра.

– Он промахнулся, – сказала Волчица Мать. – Что там?

Было слышно, что Шер Хан со свирепым ворчанием бросается от одного куста к другому.

– У этого глупца так мало смысла, что он прыгнул на костер дровосека и обжег себе лапы, – сказал Отец Волк. – С ним и Табаки.

– А кто поднимается по откосу? – спросила Волчица Мать и насторожила одно ухо. – Приготовься!

В чаще зашелестели листья. Волк осел на задние лапы, собираясь броситься на добычу. Потом, если бы вы наблюдали за ним, вы увидели бы самую удивительную вещь на свете: волка, остановившегося на половине прыжка. Еще не увидав, на что он кидается, зверь прыгнул и в ту же минуту постарался остановиться. Вследствие этого он поднялся на четыре или пять футов от земли и упал на лапы, почти на то самое место, с которого начал нападение.

– Человек, – коротко сказал он, – детеныш человека! Смотри.

Как раз против волка, держась за одну из низких веток, стоял маленький, совершенно обнаженный коричневый мальчик, только что научившийся ходить, весь мягонький, весь в ямочках. Он посмотрел прямо в глаза волку и засмеялся.

– Так это человеческий детеныш, – сказала Волчица Мать. – Я никогда не видала их. Дай-ка его сюда.

Волк, привыкший переносить своих волчат, в случае нужды может взять в рот свежее яйцо, не разбив его, а потому, хотя челюсти зверя схватили ребенка за спинку, ни один его зуб не оцарапал кожи маленького мальчика. Отец Волк осторожно положил его между своими детенышами.

– Какой маленький! Совсем голенький! И какой смелый, – мягко сказала Волчица Мать.

Ребенок расталкивал волчат, чтобы подобраться поближе к ее теплой шкуре.

– Ай, да он кормится вместе с остальными! Вот так человеческий детеныш! Ну, скажи-ка: была ли когда-нибудь в мире волчица, которая могла похвастаться тем, что между ее волчатами живет человеческий детеныш?

– Я слышал, что такие вещи случались, только не в нашей стае и не в наши дни, – ответил Отец Волк. – На нем совсем нет шерсти, и я мог бы убить его одним толчком лапы. Но взгляни: он смотрит и не боится.

Лунный свет перестал проникать в отверстие пещеры; большая четырехугольная голова и плечи Шер Хана заслонили свободное отверстие.

А позади тигра визжал Табаки:

– Мой господин, мой господин, он вошел сюда!

– Шер Хан оказывает нам великую честь, – сказал Волк Отец, но в его глазах был гнев. – Что угодно Шер Хану?

– Сюда вошел детеныш человека, – ответил тигр. – Его родители убежали. Отдай мне его.

Как и говорил волк, Шер Хан прыгнул в костер дровосека и теперь бесновался от боли в обожженных лапах. Но Волк Отец знал, что тигр не мог войти в слишком узкое для него отверстие пещеры. И так уже края боковых камней сдавливали плечи Шер Хана и его лапы сводила судорога; то же самое чувствовал бы человек, если бы он старался поместиться в бочонок.

– Волки – свободный народ, – сказал глава семьи. – Они слушаются вожака стаи, а не какого-нибудь полосатого поедателя домашнего скота. Человеческий детеныш – наш; мы убьем его, если захотим.

– Вы захотите, вы не пожелаете! Что это за разговоры? Клянусь убитым мной быком, я не буду стоять, нюхая вашу собачью будку и прося того, что мне принадлежит по праву. Это говорю я, Шер Хан.

Рев тигра наполнил всю пещеру, как раскаты грома. Волчица Мать стряхнула с себя своих детенышей и кинулась вперед; ее глаза, блестевшие в темноте, как две зеленых луны, глянули прямо в пылающие глаза Шер Хана.

– Ты говоришь, а отвечаю я, Ракша. Человеческий детеныш мой, хромуля! Да, мой. Его не убьют! Он будет жить, бегать вместе со стаей, охотиться со стаей и в конце концов убьет тебя, преследователь маленьких голых детенышей, поедатель лягушек и рыб! Да, он убьет тебя! А теперь убирайся или, клянусь убитым мной самбхуром (я не ем палого скота), ты, обожженное животное, отправишься к своей матери, хромая хуже, чем в день твоего рождения! Уходи!

Отец Волк посмотрел на нее с изумлением. Он почти позабыл тот день, в который после честного боя с пятью другими волками увел с собой свою подругу; или время, когда она бегала в стае и ее называли Демоном не из одной любезности. Шер Хан мог встретиться лицом к лицу с Волком Отцом, но биться с Ракшей не хотел, зная, что на ее стороне все выгоды и что она будет бороться насмерть. Поэтому со страшным ворчанием он попятился, освободился из входа в пещеру и наконец крикнул:

– Каждая собака лает у себя во дворе! Увидим, что-то скажет сама стая об этом нежничанье с приемышем из человеческого племени! Он – мой и в конце концов попадется мне в зубы, говорю вам, о вы, пушистохвостые воры!

Волчица, задыхаясь, бросилась обратно к своим волчатам, и Отец Волк серьезно сказал ей:

– В этом отношении Шер Хан прав. Человеческого детеныша надо показать стае. Скажи, ты все еще хочешь оставить его у себя?

– Хочу ли? – произнесла она. – Он – бесшерстый, голодный, пришел ночью, совсем один, а между тем не боялся. Смотри: он оттолкнул одного из моих детей! Этот хромой злодей убил бы его и убежал в Венгунгу; к нам пришли бы люди и в отместку разрушили бы все наши логовища. Оставляю ли я его у себя? Ну, конечно. Лежи, лежи, лягушечка, о ты, Маугли… Да, да, я назову тебя Маугли – лягушка… и когда-нибудь ты будешь охотиться на Шер Хана, как он охотился на тебя.

– Но что-то скажет наша стая? – протянул Отец Волк. Закон Джунглей очень ясно говорит, что каждый вновь женившийся волк может отделиться от своей стаи; однако едва его волчата вырастут настолько, чтобы хорошо держаться на ногах, он обязан привести их и представить Совету стаи, который обыкновенно собирается в полнолуние; это делается для того, чтобы остальные волки узнали их. После такого осмотра волчата имеют право бегать куда им угодно и пока они не поймают первого оленя. Для волка, убившего одного из них, нет оправданий. Убийцу наказывают смертью. Подумав хорошенько, вы увидите, что это справедливо.

Отец Волк выждал, чтобы его волчата научились бегать, наконец, в день собрания стаи, взял с собой их, Маугли, Волчицу Мать и отправился к Скале Совета; так называлась вершина холма, вся покрытая большими валунами и камнями, посреди которых могло спрятаться около сотни волков. Акела, большой серый волк-одиночка, благодаря своей силе и хитрости вожак стаи, во всю свою длину растянулся на камне, ниже сидели сорок или больше волков всех оттенков шерсти – начиная с ветеранов с окраской барсука, которые могли одни вступать в борьбу с диким буйволом, до юных черных трехгодовиков, воображавших, будто такая борьба им по силам. Вот уже целый год Одинокий Волк водил стаю. В дни своей юности Акела два раза попадался в капканы; раз его избили и бросили, считая мертвым, – поэтому он знал обычаи и уловки людей. Мало было разговоров. Волчата возились и кувыркались в центре кольца, которое составляли их матери и отцы; время от времени один из старших волков спокойно подходил к какому-нибудь волчонку, внимательно осматривал его и, бесшумно ступая, возвращался на прежнее место. Иногда та или другая волчица выталкивала носом своего детеныша в полосу лунного света, желая, чтобы его непременно заметили. Акела же со своей скалы восклицал:

– Вы знаете Закон, вы знаете Закон! Хорошенько смотрите, о волки!

И протяжный тревожный вой матерей подхватывал:

– Смотрите, хорошенько смотрите, о волки!

Наконец – и в эту минуту на шее Ракши поднялась высокая щетина – Отец Волк вытолкнул Маугли-лягушку, как они назвали мальчика, на самую середину открытого пространства, и он уселся там и стал со смехом играть камешками, блестевшими при лунном свете.

Акела не поднял головы, продолжая монотонно выкрикивать:

– Смотрите хорошенько!

Из-за скалы послышалось глухое рыканье – голос Шер Хана. Тигр кричал:

– Детеныш – мой. Отдайте его мне. Зачем Свободному Народу детеныш человека?

Акела даже ухом не шевельнул. Он только протянул:

– Смотрите хорошенько, о волки. Разве Свободному Народу есть дело до чьих-либо заявлений, кроме постановлений Свободного Народа? Хорошенько смотрите.

Послышались тихие, недовольные, ворчащие голоса; один молодой волк, которому шел четвертый год, бросил Акеле вопрос тигра:

– Что делать Свободному Народу с детенышем человека?

Надо заметить, что в силу постановлений Закона Джунглей в случае споров относительно права вступления какого-нибудь детеныша в стаю за его принятие должны высказаться по крайней мере двое из стаи, но не его отец или мать.

– Кто за этого детеныша? – спросил Акела. – Кто из Свободного Народа высказывается за его вступление в стаю?

Ответа не было, и Волчица Мать приготовилась к бою, который, она знала, будет для нее последним.

Тогда Балу, не принадлежавший к роду волков, но которого допускают в Совет стаи, старый Балу, сонный бурый медведь, преподающий волчатам Закон Джунглей, имеющий право расхаживать повсюду, потому что он ест только орехи, коренья и мед, поднялся на задние лапы и проревел:

– Человеческий детеныш?.. Человеческий детеныш? Я высказываюсь за него. В нем нет ничего дурного. Я не обладаю даром слова, но говорю правду. Пусть он бегает вместе со стаей; примите его вместе с остальными. Я буду учить его!

Стройная тень скользнула в кольцо волков. Это была Багира, черная пантера, вся черная, как чернила, но с пятнами, видными, как водяные клейма при известном освещении. Все знали Багиру и все боялись становиться ей поперек дороги, потому что она была хитра, как Табаки, мужественна, как дикий буйвол, неудержима, как раненый слон. Тем не менее ее голос звучал мягко, точно звук падающих с дерева капель дикого меда, а ее шерсть была нежнее лебяжьего пуха.

– О Акела, и ты, Свободный Народ, – промурлыкала она, – я не имею права голоса в ваших собраниях, но Закон Джунглей говорит, что в случае сомнений, возникших относительно нового детеныша, сомнений, не касающихся охоты, его жизнь можно купить за известную цену. И Закон не определяет, кто может и кто не может заплатить за сохранение его жизни. Правильно ли я говорю?

– Правильно, правильно, – ответили вечно голодные молодые волки. – Слушайте Багиру. Детеныша можно купить за известную цену. Так говорит Закон.

– Позорно убить безволосого детеныша. Кроме того, он может вам пригодиться, когда вырастет. Балу говорил в его пользу, а если вы согласитесь принять человеческого детеныша, я к словам Балу прибавлю только что убитого мной молодого и очень жирного быка, который лежит меньше чем в полумиле отсюда. Трудно ли принять решение?

– Стоит ли рассуждать? Он умрет от зимних дождей; солнце сожжет его! Какой вред может принести нам безволосая лягушка? Пусть себе бегает со стаей. А где бык, Багира? Примем детеныша!

– Смотрите хорошенько, смотрите хорошенько, о волки!

Внимание Маугли по-прежнему привлекали камешки; он даже не замечал, что волки один за другим подходили и осматривали его. Наконец все спустились к убитому быку; на Скале Совета остались только Акела, Багира, Балу, волки – усыновители Маугли, а в темноте все еще раздавалось ворчание Шер Хана, который сердился, что ему не отдали мальчика.

– Да, да, реви хорошенько себе в усы, – сказала Багира, – придет время, когда человеческий детеныш заставит твой голос звучать другим образом. Это будет так, или я ничего не знаю о людях.

– Вы хорошо сделали! – сказал Акела. – Люди и их щенята очень умны. Со временем он сделается нашим помощником.

– Конечно, он сделается твоим помощником в тяжелую минуту; ведь никто не может надеяться вечно водить стаю, – заметила Багира.

Акела ничего не сказал. Он думал о времени, наступающем для каждого вожака, когда его силы уходят и он все слабеет и слабеет, пока наконец стая не убивает его и не является новый вожак, которого, в свою очередь, тоже убьют.

– Уведи его, – сказал Акела Отцу Волку, – и воспитай его в правилах Свободного Народа.

Таким-то образом Маугли был введен в сионийскую волчью стаю, благодаря внесенной за него плате и доброму слову Балу.

Теперь вам придется перескочить через десять или одиннадцать лет и самим угадать, какую удивительную жизнь Маугли вел среди волков, потому что, если бы описать ее, это наполнило бы множество книг. Он рос вместе с волчатами, хотя, понятно, они сделались взрослыми волками, когда он еще оставался ребенком. Отец Волк учил его ремеслу и говорил обо всем, что находится и что происходит в джунглях; наконец каждый шелест в траве, каждое легкое дыхание жаркого ночного воздуха, каждое гуканье совы над его головой, легчайший скрип когтей летучей мыши, опустившейся на дерево, каждый плеск прыгающей в крошечных озерках рыбы – все для мальчика стало так же важно и понятно, как конторская работа для дельца. Когда Маугли не учился, он сидел на солнце, спал, ел и опять спал; когда он чувствовал себя грязным или когда ему бывало жарко, он плавал в естественных лесных прудах; когда ему хотелось меду (Балу сказал мальчику, что мед и орехи так же вкусны, как и сырое мясо), он взбирался за ним на деревья. Подниматься на высокие стволы его научила Багира. Лежа на высокой ветке, пантера кричала: «Сюда, Маленький Братец», – и в первое время Маугли прижимался к сукам, точно ленивец, но со временем стал перекидываться с одной ветки на другую, почти со смелостью серой обезьяны. Во время собраний стаи он занимал указанное ему место на Скале Совета и в это время открыл, что, когда ему случалось пристально смотреть на какого-нибудь волка, тот невольно опускал глаза. Узнав это, Маугли стал в виде забавы впиваться взглядом в глаза волков. Иногда он вынимал длинные шипы, засевшие между пальцами его друзей, потому что волки страшно страдают от шипов и колючек, попавших в их кожу. По ночам мальчик спускался с горного откоса к возделанным полям и с большим любопытством смотрел на поселян в их хижинах, однако не доверял людям, так как Багира однажды показала ему до того хитро спрятанный в заросли ящик с падающей дверцей, что он чуть не попал в него. Тогда пантера сказала ему, что это ловушка. Больше всего Маугли любил вместе с Багирой уходить в темную, теплую гущу леса, спать там целый день, а ночью наблюдать за охотой черной пантеры. Голодная, она убивала все, что ей попадалось навстречу, так же поступал и Маугли… с одним исключением. Когда он подрос и его ум развился, Багира сказала ему, чтобы он не смел трогать домашнего скота, так как его жизнь купили ценой жизни быка.

Давным-давно в джунглях жил тигр по имени Шер-Хан. Все боялись его - он был жестокий и никого не щадил.

В тот день, когда началась эта история, запах добычи привел его на берег реки. Пробравшись сквозь заросли, он увидел плачущего ребенка. "Человеческий детеныш! - воскликнул Шер-Хан. - Какая удача! Правда, я никогда не ел ничего подобного, но он такой аппетитный на вид, что должен быть восхитительным. Сейчас я на славу закушу".

Но только он собрался наброситься на ребенка, как дорогу ему преградили три разъяренных волка. "Еще один шаг, Шер-Хан, - и ты умрешь, - сказали они. - Здесь наша территория. Убирайся!" С тремя волками тигру было не справиться и он отступил, поклявшись отомстить. Тем временем волки разглядывали ребенка. "Бедняжка! Один в джунглях он погибнет!" - сказала волчица-мать. Обернувшись к другим волкам, она добавила: "Я бы охотно взяла его в свою семью".

Усыновить человеческого детеныша непросто - такие решения не принимаются в одночасье. Каждый волк должен был высказать свое мнение на Большом Совете волчьей Стаи. Ночью, когда над джунглями стояла полная луна, вся Стая собралась на Скале Совета. Кроме волков, здесь были пантера Багира и бурый медведь Балу. Он и заговорил первым: "Я согласен, чтобы человеческий детеныш остался с нами. Он никому не принесет вреда".

"Осторожней! - сказала Багира. - А что если он потом изменит нам? Когда он вырастет, он может вернуться к людям и привести их сюда, чтобы охотиться на нас". - "Надо чтобы он полюбил нас, - ответила волчица-мать. - Это я беру на себя".- "А я,- заявил Балу,- я научу его Закону Джунглей".- "В таком случае,- сказала Багира,- я "за". Итак, Большой Совет постановил принять человеческого детеныша в Стаю. Волчица-мать дала ему имя Маугли.

Прошло несколько лет. Волчица-мать могла гордиться своим приемышом. Маугли рос вместе с волчатами - он стал умным и сильным и любил волков, как своих братьев. Но он был страшно любопытен и разгуливал по джунглям, не ведая опасности, которая подстерегает на каждом шагу. "Берегись!- говорила ему Багира. - Если ты наткнешься на Шер-Хана, тебе не поздоровится". - "Но у меня ведь есть ты, Багира, - отвечал Маугли. - Чего же мне бояться?"

"Обезьяны тебе не друзья, - твердил ему Балу. - Не водись с ними. Они ленивы, невоспитаны и никогда не выполняют своих обещаний".- "Может быть,- соглашался Маугли,- но они такие забавные". Едва он сказал это, как среди ветвей появилась обезьяна. Она сорвала кокосовый орех и запустила им прямо Балу в голову - "бах!" Через мгновение ее и след простыл, а Маугли не мог удержаться от смеха.

На другой день обезьяны появились вновь. Теперь их была целая стая. Они пришли к Маугли. "Пойдем с нами, - сказали они ему,- тебе у нас понравится. Хочешь побывать в нашем дворце?" Маугли задумался - сомнения одолевали его: "А вдруг Балу прав, и это западня?" Но любопытство оказалось сильнее - ведь побывать на развалинах древнего индийского города, где жили обезьяны, было его давней мечтой. И, забыв наставления Балу, он отправился в путь.

Заметив исчезновение Маугли, Балу сразу догадался, что обезьянам все же удалось заманить мальчика в свое логово. Медведь бросился искать Багиру. "Вдвоем, - сказала пантера, - мы с ними не справимся. Обезьян слишком много. Я вижу только один выход - просить помощи у Каа". Каа был огромной змеей - удавом. Он был страшно прожорлив и лазил по деревьям не хуже обезьян, поэтому они смертельно боялись его. Каа, не раздумывая, согласился помочь Багире и Балу.

– Огур!.. – сказал Отец Волк. – Пора мне идти на охоту.

– Пусть тебе сопутствует удача, о вождь волков, пусть судьба даст твоим благородным детям сильные, белые зубы; пусть счастье улыбается им. И да не забывают они голодных!

Говорил шакал Табаки, лизоблюд. Волки Индии презирали Табаки за то, что он всем причинял неприятности, сплетничал и поедал тряпьё и лоскутья кожи на сельских свалках мусора. Вместе с тем, в джунглях боялись его, потому что шакалы способны сходить с ума, а в таком состоянии они забывают всякий страх, бегают по лесам и кусают всех, кого встречают. Когда маленький шакал сходит с ума, даже тигр прячется от него. Ведь для дикого создания безумие величайший позор! Мы называем эту болезнь водобоязнью, в джунглях же её считают дивани – безумием.

– Войди же и посмотри, – сухо сказал ему Волк, – только в пещере нет ничего съедобного.

Мелкими шажками он вбежал в самую глубь пещеры, отыскал там оленью кость с остатками мяса, присел и принялся с наслаждением её грызть.

– Прими великую благодарность за прекрасное угощение, – сказал он, облизываясь. – Какие красавцы, благородные дети! Какие у них большие глаза! А ещё такие юные. Впрочем, что я? Мне следовало помнить, что королевские дети с первого дня своей жизни – взрослые.

Табаки посидел, молча радуясь, что он сделал им неприятность, потом презрительно сказал:

– Шер Хан переменил место охоты. Он сказал мне, что всю следующую луну будет охотиться в этих горах.

Шер Хан был тигр, живший в двадцати милях от пещеры близ реки Венгунга.

– Недаром мать Шер Хана назвала его Лунгри, хромым, – спокойно заметила волчица. – Он хромает со дня рождения и потому всегда убивал только домашний скот. В деревне Венгунга сердятся на него, а теперь пришёл сюда, чтобы раздражать «наших людей». Они обыщут джунгли, когда он убежит, и нам с детьми придётся спасаться от подожжённой ими травы. Действительно, мы можем поблагодарить Шер Хана.

– Передать ему вашу благодарность? – спросил Табаки.

– Прочь! – лязгнув зубами, сказал Отец Волк. – Прочь; ступай охотиться со своим господином. Достаточно неприятностей наговорил нам ты.

– Я уйду, – спокойно ответил Табаки. – Слышите, в чащах рычит Шер Хан? Я мог бы даже и не говорить вам о нём.

– Тсс! Сегодня он охотится не на оленя и не на быка, – сказала волчица. – Его дичь – человек.

– Человек, – сказал Отец Волк, оскалив свои белые зубы. – Фу! Неужели в болотах мало водяных жуков и лягушек, чтобы он ещё ел человека, да ещё в наших местах.

Закон Джунглей, никогда не приказывающий чего-либо беспричинно, позволяет зверям есть человека, только когда зверь убивает его, желая показать своим детям, как это надо делать, но тогда он должен охотиться вне мест охоты своей стаи или племени. Настоящая причина этого состоит в том, что вслед за убийством человека, рано или поздно, являются белые на слонах и с ружьями и сотни коричневых людей с гонгами, ракетами и факелами. И все в джунглях страдают. Однако между собой звери говорят, что Закон запрещает убивать человека, потому что он самое слабое и беззащитное изо всех живых созданий, и, следовательно, трогать его недостойно охотника. Кроме того, они уверяют – и справедливо, – что людоеды страшно худеют и теряют зубы.

Рычание стало громче и вдруг послышалось: «ар-р-р», короткий крик падающего тигра.

– Он промахнулся, – сказала Волчица Мать. – Что там?

Было слышно, что Шер Хан со свирепым ворчанием бросается от одного куста к другому.

– У этого глупца так мало смысла, что он прыгнул на костёр дровосека и обжёг себе лапы, – сказал Волк. – С ним и Табаки.

– А кто поднимается по откосу? – спросила Волчица Мать и насторожила одно ухо. – Приготовься!

В чаще зашелестели листья. Волк осел на задние лапы, собираясь броситься на добычу. Потом, если бы вы наблюдали за ним, вы увидели бы самую удивительную вещь на свете: волка, остановившегося на половине прыжка. Ещё не увидав, на что он кидается, зверь прыгнул и в ту же минуту постарался остановиться. Вследствие этого он поднялся на четыре или пять футов от земли и упал на лапы, почти на то самое место, с которого начал нападение.

– Человек, – коротко сказал он, – детёныш человека! Смотри.

Как раз против волка, держась за одну из низких веток, стоял маленький, совершенно обнажённый, коричневый мальчик, только что научившийся ходить, весь мягонький, весь в ямочках. Он посмотрел прямо в глаза волку и засмеялся.

– Так это человеческий детёныш, – сказала Волчица Мать. – Я никогда не видала их. Дай-ка его сюда.

Волк, привыкший переносить своих волчат, в случае нужды может взять в рот свежее яйцо, не разбив его, а потому, хотя челюсти зверя схватили ребёнка за спинку, ни один его зуб не оцарапал кожи маленького мальчика. Отец Волк осторожно положил его между своими детёнышами.

– Какой маленький! Совсем голенький! И какой смелый, – мягко сказала Волчица Мать.

Ребёнок расталкивал волчат, чтобы подобраться поближе к её тёплой шкуре.

– Ай, да он кормится вместе с остальными! Вот так человеческий детёныш! Ну, скажи-ка: была ли когда-нибудь в мире волчица, которая могла похвастаться тем, что между её волчатами живёт человеческий детёныш?

– Я слышал, что такие вещи случались, только не в нашей стае и не в наши дни, – ответил Отец Волк. – На нём совсем нет шерсти, и я мог бы убить его одним толчком лапы. Но взгляни: он смотрит и не боится.

Лунный свет перестал проникать в отверстие пещеры; большая четвероугольная голова и плечи Шер Хан заслонили свободное отверстие. А позади тигра визжал Табаки:

– Мой господин, мой господин, он вошёл сюда!

– Шер Хан оказывает нам великую честь, – сказал Волк Отец, но в его глазах был гнев. – Что угодно Шер Хану?

– Сюда вошёл детёныш человека, – ответил тигр. – Его родители убежали. Отдай мне его.

Как и говорил волк, Шер Хан прыгнул в костёр дровосека и теперь бесновался от боли в обожжённых лапах. Но Волк Отец знал, что тигр не мог войти в слишком узкое для него отверстие пещеры. И так уже края боковых камней сдавливали плечи Шер Хана и его лапы сводила судорога; то же самое чувствовал бы человек, если бы он старался поместиться в бочонок.

– Волки – свободный народ, – сказал глава семьи. – Они слушаются вожака стаи, а не какого-нибудь полосатого поедателя домашнего скота. Человеческий детёныш – наш; мы убьём его, если захотим.

Рёв тигра наполнил всю пещеру, как раскаты грома. Волчица Мать стряхнула с себя своих детёнышей и кинулась вперёд; её глаза, блестевшие в темноте как две зелёные луны, глянули прямо в пылающие глаза Шер Хана.

– Ты говоришь, а отвечаю я, Ракша. Человеческий детёныш мой, хромуля! Да, мой. Его не убьют! Он будет жить, бегать вместе со стаей, охотиться со стаей и, в конце концов, убьёт тебя, преследователь маленьких голых детёнышей, поедатель лягушек и рыб! Да, он убьёт тебя! А теперь убирайся или, клянусь убитым мной самбхуром (я не ем палого скота), ты, обожжённое животное, отправишься к своей матери, хромая хуже, чем в день твоего рождения! Уходи!

Отец Волк посмотрел на неё с изумлением. Он почти позабыл тот день, в который после честного боя с пятью другими волками увёл с собой свою подругу; или время, когда она бегала в стае и её называли Демоном не из одной любезности. Шер Хан мог встретиться лицом к лицу с Волком Отцом, но биться с Ракшей не хотел, зная, что на её стороне все выгоды и что она будет бороться насмерть. Поэтому со страшным ворчанием он попятился, освободился из входа в пещеру и, наконец, крикнул:

– Каждая собака лает у себя во дворе! Увидим, что-то скажет сама стая об этом нежничаньи с приёмышем из человеческого племени! Он – мой и, в конце концов, попадётся мне в зубы, говорю вам, о вы, пушистохвостые воры!

Волчица, задыхаясь, бросилась обратно к своим волчатам, и Отец Волк серьёзно сказал ей:

– В этом отношении Шер Хан прав. Человеческого детёныша надо показать стае. Скажи, ты всё ещё хочешь оставить его у себя?

– Хочу ли? – произнесла она. – Он – бесшёрстый, голодный, пришёл ночью, совсем один, а между тем не боялся. Смотри: он оттолкнул одного из моих детей! Этот хромой злодей убил бы его и убежал в Венгунга; к нам пришли бы люди и в отместку разрушили бы все наши логовища. Оставляю ли я его у себя? Ну, конечно. Лежи, лежи, лягушечка, о ты, Маугли… Да, да, я назову тебя Маугли – лягушка… и когда-нибудь ты будешь охотиться на Шер Хана, как он охотился на тебя.

– Но что-то скажет наша стая? – протянул Отец Волк.

Закон Джунглей очень ясно говорит, что каждый вновь женившийся волк может отделиться от своей стаи; однако едва его волчата вырастут настолько, чтобы хорошо держаться на ногах, он обязан привести их и представить Совету стаи, который обыкновенно собирается в полнолуние; это делается для того, чтобы остальные волки узнали их. После такого осмотра волчата имеют право бегать куда им угодно и пока они не поймают первого оленя. Для волка, убившего одного из них, нет оправданий. Убийцу наказывают смертью. Подумав хорошенько, вы увидите, что это справедливо.

Отец Волк выждал, чтобы его волчата научились бегать, наконец, в день собрания стаи, взял с собой их, Маугли, Волчицу Мать и отправился к Скале Совета; так называлась вершина холма, вся покрытая большими валунами и камнями, посреди которых могло спрятаться около сотни волков. Акела, большой серый волк-одиночка, благодаря своей силе и хитрости вожак стаи, во всю свою длину растянулся на камне, ниже сидели сорок или больше волков, всех оттенков шерсти – начиная с ветеранов с окраской барсука, которые могли одни вступать в борьбу с диким буйволом, до юных чёрных трехгодовиков, воображавших, будто такая борьба им по силам. Вот уже целый год Одинокий Волк водил стаю. В дни своей юности Акела два раза попадался в капканы; раз его избили и бросили, считая мёртвым, – поэтому он знал обычаи и уловки людей. Мало было разговоров. Волчата возились и кувыркались в центре кольца, которое составляли их матери и отцы; время от времени один из старших волков спокойно подходил к какому-нибудь волчонку, внимательно осматривал его и, бесшумно ступая, возвращался на прежнее место. Иногда та или другая волчица выталкивала носом своего детёныша в полосу лунного света, желая, чтобы его непременно заметили. Акела же со своей скалы восклицал:

– Вы знаете Закон, вы знаете Закон! Хорошенько смотрите, о волки!

И протяжный тревожный вой матерей подхватывал:

– Смотрите, хорошенько смотрите, о волки!

Наконец, – и в эту минуту на шее Ракши поднялась высокая щетина – Отец Волк вытолкнул Маугли-лягушку, как они назвали мальчика, на самую середину открытого пространства, и он уселся там и стал со смехом играть камешками, блестевшими при лунном свете.

Акела не поднял головы, продолжая монотонно выкрикивать:

– Смотрите хорошенько!

Из-за скалы послышалось глухое рыканье – голос Шер Хана. Тигр кричал:

– Детёныш – мой. Отдайте его мне. Зачем Свободному Народу детёныш человека?

Акела даже ухом не шевельнул. Он только протянул:

Послышались тихие, недовольные, ворчащие голоса; один молодой волк, которому шёл четвёртый год, бросил Акеле вопрос тигра:

– Что делать Свободному Народу с детёнышем человека?

Надо заметить, что в силу постановлений Закона Джунглей, в случае споров относительно права вступления какого-нибудь детёныша в стаю, за его принятие должны высказаться, по крайней мере, двое из стаи, но не его отец или мать.

– Кто за этого детёныша? – спросил Акела. – Кто из Свободного Народа высказывается за его вступление в стаю?

Ответа не было, и Волчица Мать приготовилась к бою, который, она знала, будет для неё последним.

Тогда Балу, не принадлежавший к роду волков, но которого допускают в Совет стаи, старый Балу, сонный бурый медведь, преподающий волчатам Закон Джунглей, имеющий право расхаживать повсюду, потому что он ест только орехи, коренья и мёд, поднялся на задние лапы и проревел:

– Человеческий детёныш?.. Человеческий детёныш? Я высказываюсь за него. В нём нет ничего дурного. Я не обладаю даром слова, но говорю правду. Пусть он бегает вместе со стаей; примите его вместе с остальными. Я буду учить его!

Стройная тень скользнула в кольцо волков. Это была Багира, чёрная пантера, вся чёрная, как чернила, но с пятнами, видными как водяные клейма при известном освещении. Все знали Багиру и все боялись становиться ей поперёк дороги, потому что она была хитра, как Табаки, мужественна, как дикий буйвол, неудержима, как раненый слон. Тем не менее, её голос звучал мягко, точно звук падающих с дерева капель дикого мёда, а её шерсть была нежнее лебяжьего пуха.

– О Акела, и ты, Свободный Народ, – промурлыкала она: – я не имею права голоса в ваших собраниях, но Закон Джунглей говорит, что в случае сомнений, возникших относительно нового детёныша, сомнений, не касающихся охоты, его жизнь можно купить за известную цену. И Закон не определяет, кто может и кто не может заплатить за сохранение его жизни. Правильно ли я говорю?

– Правильно, правильно, – ответили вечно голодные молодые волки. – Слушайте Багиру. Детёныша можно купить за известную цену. Так говорит Закон.

– Позорно убить безволосого детёныша. Кроме того, он может вам пригодиться, когда вырастет. Балу говорил в его пользу, а если вы согласитесь принять человеческого детёныша, я к словам Балу прибавлю только что убитого мной молодого и очень жирного быка, который лежит меньше чем в полумиле отсюда. Трудно ли принять решение?

– Стоит ли рассуждать? Он умрёт от зимних дождей; солнце сожжёт его! Какой вред может принести нам безволосая лягушка? Пусть себе бегает со стаей. А где бык, Багира? Примем детёныша!

– Смотрите хорошенько, смотрите хорошенько, о волки!

Внимание Маугли по-прежнему привлекали камешки; он даже не замечал, что волки один за другим подходили и осматривали его. Наконец, все спустились к убитому быку; на Скале Совета остались только Акела, Багира, Балу, волки усыновители Маугли, а в темноте всё ещё раздавалось ворчание Шер Хана, который сердился, что ему не отдали мальчика.

– Да, да, реви хорошенько себе в усы, – сказала Багира, – придёт время, когда человеческий детёныш заставит твой голос звучать другим образом. Это будет так, или я ничего не знаю о людях.

– Вы хорошо сделали! – сказал Акела. – Люди и их щенята очень умны. Со временем он сделается нашим помощником.

– Конечно, он сделается твоим помощником в тяжёлую минуту; ведь никто не может надеяться вечно водить стаю, – заметила Багира.

Акела ничего не сказал. Он думал о времени, наступающем для каждого вожака, когда его силы уходят и он всё слабеет и слабеет, пока, наконец, стая не убивает его и не является новый вожак, которого в свою очередь тоже убьют.

– Уведи его, – сказал Акела Отцу Волку, – и воспитай его в правилах Свободного Народа.

Таким-то образом Маугли был введён в сионийскую волчью стаю, благодаря внесённой за него плате и доброму слову Балу.

Теперь вам придётся перескочить через десять или одиннадцать лет и самим угадать, какую удивительную жизнь Маугли вёл среди волков, потому что, если бы описать её, это наполнило бы множество книг. Он рос вместе с волчатами, хотя, понятно, они сделались взрослыми волками, когда он ещё оставался ребёнком. Отец Волк учил его ремеслу и говорил обо всём, что находится и что происходит в джунглях; наконец, каждый шелест в траве, каждое лёгкое дыхание жаркого ночного воздуха, каждое гуканье совы над его головой, легчайший скрип когтей летучей мыши, опустившейся на дерево, каждый плеск прыгающей в крошечных озерках рыбы, всё для мальчика стало так же важно и понятно, как конторская работа для дельца. Когда Маугли не учился, он сидел на солнце, спал, ел и опять спал; когда он чувствовал себя грязным или когда ему бывало жарко, он плавал в естественных лесных прудах; когда ему хотелось мёду (Балу сказал мальчику, что мёд и орехи так же вкусны, как и сырое мясо), он взбирался за ним на деревья. Подниматься на высокие стволы его научила Багира. Лёжа на высокой ветке, пантера кричала: «Сюда, Маленький Братец», и в первое время Маугли прижимался к сукам, точно ленивец, но со временем стал перекидываться с одной ветки на другую, почти со смелостью серой обезьяны. Во время собраний стаи он занимал указанное ему место на Скале Совета и в это время открыл, что когда ему случалось пристально смотреть на какого-нибудь волка, тот невольно опускал глаза. Узнав это, Маугли стал в виде забавы впиваться взглядом в глаза волков. Иногда он вынимал длинные шипы, засевшие между пальцами его друзей, потому что волки страшно страдают от шипов и колючек, попавших в их кожу. По ночам мальчик спускался с горного откоса к возделанным полям и с большим любопытством смотрел на поселян в их хижинах, однако не доверял людям, так как Багира однажды показала ему до того хитро спрятанный в заросли ящик с падающей дверцей, что он чуть не попал в него. Тогда пантера сказала ему, что это ловушка. Больше всего Маугли любил вместе с Багирой уходить в тёмную, тёплую гущу леса, спать там целый день, а ночью наблюдать за охотой чёрной пантеры. Голодная, она убивала всё, что ей попадалось навстречу, так же поступал и Маугли… с одним исключением. Когда он подрос и его ум развился, Багира сказала ему, чтобы он не смел трогать домашнего скота, так как его жизнь купили ценой жизни быка.

– Вся заросль твоя, – сказала Багира, – и ты можешь охотиться на всякую дичь, которую ты в состоянии убить, но в память о быке, заплатившем за тебя, никогда не убивай или не ешь ни молодого, ни старого домашнего скота. Таков Закон Джунглей.

И Маугли свято повиновался. Он вырастал, делался сильным, как это было бы с каждым, не сидящим за уроками мальчиком, которому не о чём думать, кроме еды. Раза два Мать Волчица сказала ему, что Шер Хану нельзя доверять и что он когда-нибудь должен убить Шер Хана. Молодой волк ежечасно вспоминал бы о совете Ракши, но Маугли позабыл её слова, ведь он был только мальчик, хотя, конечно, назвал бы себя волком, если бы умел говорить на каком-нибудь человеческом наречии.

Шер Хан вечно попадался на его пути, потому что Акела постарел, стал слабее, и теперь хромой тигр подружился с младшими волками стаи и те часто бегали за ним; Акела не допустил бы до этого, если бы прежняя сила дала ему возможность как следует проявлять свою власть. Кроме того, Шер Хан льстил молодым волкам и высказывал удивление, что такие прекрасные молодые охотники добровольно покоряются полуживому вожаку и детёнышу человека.

– Мне рассказывали, – говаривал Шер Хан, – что на Скале Совета вы не решаетесь смотреть ему в глаза.

И молодые волки ворчали, поднимая щетину.

Багира, у которой повсеместно были уши и глаза, знала кое-что о таких разговорах и раза два прямо и просто сказала Маугли, что когда-нибудь Шер Хан его убьёт; но мальчик смеялся и отвечал:

– У меня стая, у меня и ты, и хотя Балу ленив, он может в мою защиту нанести лапой несколько ударов. Чего мне бояться?

В один очень жаркий день в мозгу Багиры появилась новая мысль, родившаяся вследствие дошедших до неё слухов. Может быть, Икки, дикобраз, предупредил пантеру; во всяком случае, раз, когда Маугли лежал в глубине джунглей, прижимаясь головой к её красивой чёрной шкуре, Багира сказала ему:

– Маленький Брат, сколько раз я говорила тебе, что Шер Хан твой враг?

– Столько, сколько орехов на этой пальме, – ответил Маугли, конечно, не умевший считать. – Что же из этого? Мне хочется спать, Багира, а у Шер Хана такой же длинный хвост и такой же громкий голос, как у Мао, павлина.

– Теперь не время спать. Это знает Балу, знаю я, знает стая, знают даже глупые-глупые олени. Табаки тоже говорил об этом тебе.

– Хо, хо! – ответил Маугли. – Недавно ко мне пришёл Табаки и стал грубо уверять меня, что я бесшёрстный человеческий детёныш, неспособный даже вырывать из земли дикие трюфели, а я схватил шакала за хвост, два раза качнул и ударил о пальму, чтобы научить его вежливости.

– И глупо сделал; правда, Табаки любит мутить, однако он мог сказать тебе многое, близко касающееся тебя. Открой глаза, Маленький Брат, Шер Хан не решается убить тебя в джунглях, но помни: Акела очень стар; вскоре наступит день, когда он окажется не в силах убить оленя, и тогда Одинокий Волк перестанет быть вожаком стаи. Многие из волков, которые осматривали тебя, когда ты впервые был приведён в Совет, тоже состарились, а молодёжь верит Шер Хану и думает, что человеческому детёнышу не место среди нас. Скоро ты сделаешься взрослым человеком.

– А разве человек не имеет права охотиться со своими братьями? – спросил Маугли. – Я здесь родился. Я повинуюсь Закону Джунглей, и в нашей стае не найдётся ни одного волка, из лап которого я не вынимал бы заноз. Они, конечно, мои братья.

Багира вытянулась во всю длину и прищурила глаза.

– Маленький Братец, – сказала она, – пощупай рукой мою шею под нижней челюстью.

Маугли протянул свою сильную тёмную руку и там, где исполинские мышцы скрывались под блестящей шерстью, как раз под подбородком пантеры, нащупал маленькое бесшёрстное пространство.

– Никто в джунглях не знает, что я, Багира, ношу на себе этот след… след ошейника, а между тем, Маленький Брат, я родилась среди людей, среди людей умерла и моя мать, в клетках королевского дворца в Удейпуре. Вот почему я заплатила за тебя Совету, когда ты был маленьким голым детёнышем. Да, да, я тоже родилась среди людей, а не в джунглях. Я сидела за железными брусьями и меня кормили, просовывая между ними железную чашку; наконец, раз ночью я почувствовала, что я, Багира, пантера, а не людская игрушка, одним ударом лапы сломала глупый замок и ушла. Благодаря моему знанию людских обычаев, я в джунглях стала ужаснее Шер Хана. Правда это?

– Да, – ответил Маугли, – все в джунглях боятся Багиры, все, кроме Маугли.

– О ты, детёныш человека! – очень нежно промурлыкала пантера. – И как я вернулась в мои джунгли, так и ты, в конце концов, должен вернуться к людям, к людям – твоим братьям… если тебя раньше не убьют в Совете.

– Но за что же, за что могут меня убить? – спросил Маугли.

– Посмотри на меня, – сказала Багира.

И Маугли взглянул ей прямо в глаза; пантера выдержала только половину минуты, потом отвернулась.

– Вот почему, – сказала она, шевеля своей лапой на листьях. – Даже я не могу смотреть тебе в глаза, хотя родилась среди людей и люблю тебя, Маленький Брат. Другие тебя ненавидят, потому что не могут выдержать твоего взгляда, потому что ты разумен, потому что ты вынимал колючки из их лап, потому что ты – человек.

– Я этого не знал, – мрачно проговорил Маугли, и его чёрные брови сдвинулись.

– Что говорит Закон Джунглей? Прежде ударь, потом говори. Сама твоя беззаботность показывает, что ты человек. Но будь мудр. В сердце я чувствую, что когда Акела упустит свою добычу (а с каждым днём ему делается всё труднее останавливать оленей), стая обратится против него и против тебя. Они соберут Совет на скале, и тогда, тогда… Ага, придумала! – сказала Багира и одним прыжком очутилась на четырёх лапах. – Скорей беги в долину к человеческим хижинам и возьми частицу Красного Цветка, который они разводят там; у тебя в своё время будет друг сильнее меня, сильнее Балу, сильнее всех, кто тебя любит. Достань Красный Цветок.

Под Красным Цветком Багира подразумевала огонь; ни одно создание в джунглях не произносит этого слова. Дикие животные смертельно боятся пламени и придумывают для него сотни разных названий.

– Красный Цветок? – спросил Маугли. – Я знаю, в сумраке он вырастает подле их хижин. Я принесу его.

– Это настоящая речь человеческого детёныша, – с гордостью сказала Багира. – Но помни: он растёт в маленьких горшочках. Добудь один из них и всегда храни его на случай нужды.

– Хорошо, – сказал Маугли, – иду. Но уверена ли ты, о моя Багира, – он обнял рукой прекрасную шею пантеры и глубоко заглянул в её большие глаза, – уверена ли ты, что всё это дела Шер Хана?

– Клянусь освободившим меня сломанным замком, – уверена, Маленький Брат!

– В таком случае, клянусь купившим меня быком, что я отплачу за всё Шер Хану и, может быть, с избытком! – крикнул Маугли и кинулся вперёд.

– Да, он человек. Это совершенно по-человечески, – сказала Багира, снова ложась. – О Шер Хан, в мире никогда не бывало такой неудачной охоты, как твоя охота на эту лягушку десять лет тому назад.

Маугли пересекал лес; он бежал быстро; в его груди горело сердце. Когда поднялся вечерний туман, он подошёл к родной пещере, перевёл дух и посмотрел вниз на деревню. Молодые волки ушли, но Волчица Мать, лежавшая в глубине логовища, по дыханию мальчика угадала, что её лягушонок чем-то взволнован.

– Что тебя тревожит, сынок? – спросила она.

– Болтовня о Шер Хане, – ответил он. – Сегодня ночью я иду охотиться среди вспаханных полей.

Маугли нырнул в чащу и побежал к реке, протекавшей в глубине долины. Тут он остановился, услышав охотничий вой своей стаи, крик преследуемого самбхура и его фырканье; очевидно, он остановился, собираясь отбиваться. Тотчас же послышался злобный, полный горечи вой молодых волков:

– Акела! Акела! Одинокий Волк, покажи свою силу! Место вожаку стаи! Бросайся!

Вероятно, Одинокий Волк прыгнул и промахнулся: Маугли услышал лязг его зубов и короткий лай, вырвавшийся у него из горла, когда олень опрокинул его передней ногой.

Маугли не стал ждать больше, а побежал; и по мере того, как он углублялся в возделанные поля, где жили люди, позади него вой затихал.

«Багира сказала правду, – задыхаясь подумал Маугли и угнездился в кормушке для скота близ окна одной хижины. – Завтра наступит важный день для Акелы и для меня».

Прижимаясь лицом к окну и глядя на пламя очага, мальчик увидел, как жена хозяина дома поднялась и стала в темноте бросать в огонь какие-то чёрные кусочки; когда же пришло утро, и дымка тумана побелела и сделалась холодной, маленький ребёнок взял сплетённую из веток чашку, внутри вымазанную глиной, наполнил её тлеющими угольями, прикрыл своим одеялом и вышел с нею из хижины, направляясь к коровам в загоне.

– И всё? – прошептал Маугли. – Если это может сделать детёныш – нечего бояться!

Он обогнул угол дома, встретил мальчика, вырвал у него из рук чашку и скрылся в тумане. А мальчик громко кричал и плакал от ужаса.

– Они очень похожи на меня, – сказал Маугли, раздувая угли, как при нём это делала женщина. – Эта вещь умрёт, если я не покормлю её, – и он подбавил сухих веток и коры в красные угли.

На половине горного склона Маугли встретил Багиру; капли утренней росы сверкали на её чёрной шерсти, как лунные камни.

– Акела промахнулся, – сказала пантера, – его убили бы в эту ночь, но им нужен также ты. Тебя искали на горе.

– Я был среди вспаханных земель. Я готов. Смотри!

Маугли поднял чашку.

– Хорошо. Слушай: я видела, что люди опускают в эту красную вещь сухие ветки и тогда на них расцветает Красный Цветок. Тебе не страшно?

– Нет, чего бояться? Теперь я помню (если это не сон), как раньше, чем я сделался волком, я лежал подле Красного Цветка и мне было так тепло и приятно.

Весь этот день Маугли просидел в пещере, он смотрел за углями, опускал в чашку сухие ветки и наблюдал за ними. Одна ветка особенно понравилась мальчику, и когда вечером в пещеру пришёл Табаки и довольно грубо сказал ему, что его требуют на Скалу Совета, он засмеялся и хохотал так, что Табаки убежал. Всё ещё смеясь, Маугли пошёл к месту собрания стаи.

Акела лежал подле своего бывшего камня в знак того, что место вожака открыто, а Шер Хан со своей свитой волков, питавшихся остатками его пищи, не скрываясь, расхаживал взад и вперёд. Ему льстили, и он не боялся. Багира легла подле Маугли, который зажал между своими коленями чашку. Когда все собрались, заговорил Шер Хан; он не осмелился бы сделать этого во времена расцвета силы Акелы.

– Он не имеет права говорить, – прошептала Багира Маугли. – Скажи это. Он собачий сын. Он испугается!

Маугли поднялся на ноги.

– Свободный Народ, – громко прозвучал его голос. – Разве Шер Хан водит стаю? Какое дело тигру до места нашего вожака?

– Ввиду того, что это место ещё свободно, а также помня, что меня просили говорить… – начал Шер Хан.

– Кто просил? – сказал Маугли. – Разве мы шакалы и должны прислуживать мяснику, убивающему домашний скот? Вопрос о вожаке стаи касается только стаи.

– Молчи ты, щенок человека!

– Дайте ему говорить. Он хранил наш Закон!

Наконец, прорычали старшие волки:

– Пусть говорит Мёртвый Волк.

Когда вожак стаи не убивает намеченной добычи, весь остаток жизни (обыкновенно очень короткий) недавнего предводителя зовут Мёртвым Волком.

Усталым движением Акела поднял свою старую голову.

– Свободный Народ и вы, шакалы Шер Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за всё это время никто, ни один волк не попался в ловушку и не был изувечен. Теперь я упустил добычу. Вам известно, как был выполнен заговор. Вы знаете, что меня привели к крепкому самбхуру, чтобы показать всем мою слабость. Задумали умно! Вы вправе убить меня теперь же на Скале Совета. Поэтому я спрашиваю вас, кто выйдет, чтобы покончить с Одиноким Волком? В силу Закона Джунглей вы должны выходить по одному.

Наступило продолжительное молчание; никто из волков не хотел один на один насмерть бороться с Акелой. Наконец, Шер Хан проревел:

– Ба, какое нам дело до этого беззубого глупца? Он и так скоро умрёт. Вот детёныш человека прожил слишком долгое время. Свободный Народ, с первой же минуты его мясо было моим. Отдайте его мне! Мне надоело всё это безумие. Десять лет он смущал джунгли. Дайте мне человеческого детёныша. В противном случае я всегда буду охотиться здесь, не оставляя вам ни одной кости. Он человек, человеческое дитя, и я ненавижу его до мозга моих костей.

И более половины стаи завыло:

– Человек! Человек! Человек! Что делать у нас человеку? Пусть уходит откуда пришёл.

– И обратит против нас всё население окрестных деревень? – прогремел Шер Хан. – Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не может смотреть ему в глаза.

Акела снова поднял голову и сказал:

– Он ел нашу пишу, спал рядом с нами; он загонял для нас дичь. Он не нарушил ни слова из Закона Джунглей.

– И я заплатила за него жизнью быка, когда он был принят. Бык вещь неважная, но честь Багиры нечто иное, за что она, может быть, будет биться, – самым мягким голосом произнесла чёрная пантера.

– Бык, внесённый в виде платы десять лет тому назад? – послышались в стае ворчащие голоса. – Какое нам дело до костей, которым минуло десять лет?

– Или до честного слова? – сказала Багира, оскалив белые зубы. – Правильно вас зовут Свободным Народом!

– Человеческий детёныш не имеет права охотиться с жителями джунглей, – провыл Шер Хан. – Дайте его мне!

– Он наш брат по всему, кроме рождения, – продолжал Акела. – А вы хотите его убить! Действительно, я прожил слишком долго. Некоторые из вас поедают домашний скот, другие же, наученные Шер Ханом, пробираются в тёмные ночи в деревни и уносят детей с порогов хижин. Благодаря этому, я знаю, что вы трусы, и с трусами я говорю. Конечно, я должен умереть, и моя жизнь не имеет цены, не то я предложил бы её за жизнь человеческого детёныша. Но во имя чести стаи (вы забыли об этом маленьком обстоятельстве, так как долго были без вожака) обещаю вам: если вы отпустите человеческого детёныша домой, я умру, не обнажив против вас ни одного зуба. Я умру без борьбы. Благодаря этому в стае сохранится, по крайней мере, три жизни. Больше я ничего не могу сделать; однако, если вы согласны, я спасу вас от позорного убийства брата, за которым нет вины, брата, принятого в стаю по Закону Джунглей после подачи за него двух голосов и уплаты за его жизнь.

– Он человек, человек, человек! – выли волки, и большая их часть столпилась около Шер Хана, который начал размахивать хвостом.

– Теперь дело в твоих руках, – сказала Багира Маугли. – Нам остаётся только биться.

Маугли держал чашку с углями; он вытянул руки и зевнул перед лицом Совета, но его переполняли ярость и печаль, потому что, по своему обыкновению, волки до сих пор не говорили ему, как они его ненавидят.

– Слушайте вы, – закричал он, – зачем вам тявкать по-собачьи? В эту ночь вы столько раз назвали меня человеком (а я так охотно до конца жизни пробыл бы волком среди волков), что теперь чувствую истину ваших слов. Итак, я больше не называю вас моими братьями; для меня вы собаки, как для человека. Не вам говорить, что вы сделаете, чего не сделаете. За вас буду решать я, и чтобы вы могли видеть это яснее, я, человек, принёс сюда частицу Красного Цветка, которого вы, собаки, боитесь!

Он бросил на землю чашку; горящие угли подожгли клочки сухого мха; мох вспыхнул. Весь Совет отступил в ужасе перед запрыгавшим пламенем.

Маугли опустил сухую ветвь в огонь, и её мелкие веточки с треском загорелись. Стоя посреди дрожавших волков, он крутил над своей головой пылающий сук.

Акела, суровый старый волк, никогда в жизни не просивший пощады, жалобно взглянул на Маугли, который, весь обнажённый, с длинными чёрными волосами, рассыпавшимися по его плечам, стоял, освещённый горящей ветвью, а повсюду кругом тени трепетали, дрожали и прыгали.

– Хорошо, – сказал Маугли, медленно осматриваясь. – Я вижу, что вы собаки, и ухожу от вас к моим родичам… если они мои родичи. Джунгли для меня закрыты, и я должен забыть вашу речь и ваше общество, но я буду милосерднее вас. Только по крови я не был вашим братом, а потому обещаю вам, что сделавшись человеком между людьми, я вас не предам, как вы предали меня. – Маугли толкнул ногой горящий мох, и над ним взвились искры. – Между нами и стаей не будет войны, но перед уходом я должен заплатить один долг.

Маугли подошёл к Шер Хану, который сидел, глупо мигая от света, и схватил тигра за пучок шерсти под его подбородком. Багира на всякий случай подкралась к своему любимцу.

– Встань, собака, – приказал Маугли Шер Хану. – Встань, когда с тобой говорит человек, не то я подожгу твою шерсть.

Уши Шер Хана совсем прижались к голове, и он закрыл глаза, потому что пылающая ветка пододвинулась к нему.

– Этот убийца домашнего скота сказал, что он убьёт меня на Совете, так как ему не удалось покончить со мной, когда я был маленьким детёнышем. Вот же тебе, вот! Так мы, люди, бьём наших собак. Пошевели хоть усом, и Красный Цветок попадёт тебе в глотку.

Он бил веткой по голове Шер Хана, и в агонии страха тигр визжал и стонал.

– Фу, уходи теперь прочь, заклеймённая кошка джунглей! Только знай: когда я снова приду к Скале Совета, на моей голове будет шкура Шер Хана. Дальше: Акела может жить где и как ему угодно. Вы его не убьёте, потому что я не желаю этого. И думается мне, что недолго будете вы сидеть здесь, болтая языком, точно вы важные особы, а не собаки, которых я гоню. Вот так!

Конец большой ветки ярко горел. Маугли бил ею вправо и влево; когда искры попадали на шерсть волков, сидевших кольцом, они с воплем убегали. Наконец, подле Скалы Совета остались Акела, Багира и около десятка волков, которые приняли сторону Маугли. И вот в своей груди Маугли почувствовал такую боль, какой не испытал ещё никогда в жизни. У него перехватило дыхание; он всхлипнул, и слёзы потекли по его лицу.

– Что это, что это? – спросил он. – Я не хочу уходить из джунглей и не понимаю, что со мной. Я умираю, Багира?

– Нет, Маленький Брат. Это только слёзы, такие слёзы бывают у людей, – сказала Багира. – Да, теперь я вижу, что ты взрослый человек, а не человеческий детёныш. Отныне джунгли, действительно, закрыты для тебя. Пусть они льются, Маугли; это только слёзы!

Так Маугли сидел и плакал, точно его сердце разбилось. Раньше он не знал слёз.

– Теперь, – сказал, наконец, мальчик, – я уйду к людям, но прежде попрощаюсь с моей матерью.

Он пошёл в ту пещеру, в которой жил с семьёй Отца Волка, и так плакал, прижимаясь к меху волчицы, что четыре молодых волка жалобно завыли.

– Вы меня не забудете? – спросил их Маугли.

– Не забудем, пока у нас хватит сил бегать по следам. Когда ты сделаешься человеком, приходи к подножию холма, мы будем с тобой разговаривать и по ночам станем выбегать в поля, чтобы играть с тобой.

– Возвращайся скорее, – сказал Волк Отец, – возвращайся скорее, о мудрая лягушечка, потому что мы, твоя мать и я, уже стары.

– Скорее приходи, – повторила Волчица Мать, – мой маленький бесшёрстый сынок, потому что знай, дитя людей, я любила тебя больше, чем кого-нибудь из моих волчат.

– Конечно, приду, – ответил Маугли, – и приду для того, чтобы положить на Скалу Совета шкуру Шер Хана. Не забывайте меня. Скажите в джунглях, чтобы меня там не забывали.

Начала загораться заря; Маугли спускался с горного откоса; он, молчаливый и одинокий, шёл к таинственным существам, которых зовут людьми.