Вильям Шекспир
"Как вам это нравится", Акт 2, Сцена 7

Старый герцог

Ты видишь, Жак, не мы одни несчастны,
И много есть ролей на сцене мира
Грустней, чем та, что мы с тобой играем.

Весь мир - театр, а люди - все актеры.
У каждого свой выход и уход.
И каждый акт - иная роль, а в жизни
Всего семь актов. Первый акт: младенец
Блюет и хнычет на руках у няньки.
Второй: плаксивый школьник со щеками
Румянее зари, с набитым ранцем
Ползет улиткой в школу. Третий акт:
Глазам своей возлюбленной влюбленный,
Пыхтя, как печь, слагает серенаду,
Потом солдат, свирепый бородач,
Рубака, бабник, пьяный богохульник,
Крошит людей и в дуло пушки лезет
За мыльным пузырем неверной славы.
Потом судья с подстриженной бородкой
И с брюхом, начиненным каплунами,
С башкою, полной стертых изречений
И общих мест, играет роль свою.
В шестом актер опять меняет облик.
Теперь он тощий, сонный Панталоне
В чулках, в очках, с ключами на боку.
Штаны, в которых щеголял он прежде,
Для ног иссохших стали широки,
Мужской басовый голос превратился
В писклявый детский тоненький дискант.
Но акт седьмой: причудливые смены
Кончаются. Идет второе детство.
Где слух? Где зубы? Зренье? Обонянье? -
Финал!

Перевод В. Левика

Thou seest we are not all alone unhappy:
This wide and universal theatre
Presents more woeful pageants than the scene
Wherein we play in.

All the world"s a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms.
And then the whining school-boy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lined,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper"d pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side,
His youthful hose, well saved, a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion,
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.05.2013. Весь мир - театр
• 24.05.2013. Умер Петр Тодоровский
• 18.05.2013. История некоторых из запрешенных книг
• 13.05.2013. Цитаты из произведений Вильяма Шекспира
• 09.05.2013. Шекспир Как вам это понравится англ. As You Like I

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Театр… В представлении многих — это красочное действо, декорации, бархатный занавес и, конечно, герои. Герои положительные и отрицательные. Красавицы и чудовища. Золушки и Медеи. Мы идем в театр не только затем, чтобы просто отдохнуть от привычной суеты, но и получить какие-то эмоции. Восхититься или возмутиться поступками героев на сцене. Но ведь спектакль (в этом месте мне хочется сделать оговорку, хороший спектакль) — это не только эмоции, это учебник или школа жизни. Посмотрев такую постановку и выходя из зала, мы будем чуточку другими. Мы чему-то научились, получили ответ на какой-то вопрос.

Эмблема театра — маски. Их всего две. Черная и белая. Смех и слезы. И никаких полутонов.
В жизни, конечно, все намного сложнее. Не бывает только «белых и пушистых» или с «черной, как сажа» душой. За редким исключением. Но мы не о них.
У нас не возникает вопроса, какая из этих масок нам симпатичнее и ближе. Конечно — та, где уголки губ подняты, что означает добрую улыбку. Это и есть наш портрет, не так ли? А другая? В другой маске мы можем представить только несимпатичных нам людей: начальника, сварливую соседку, тещу…

Вот и сегодня, в транспорте Вам на ногу наступила прямо-таки необъятная женщина и даже не извинилась. Вы промолчали, ведь Вы интеллигентный и хорошо воспитанный человек. Но уголком глаз все-таки успели заметить, какая на ней была маска. Конечно, та — вторая, где уголки губ опущены вниз.

Если хорошенько оглядеться вокруг, то заметим, что маски носят все. Разница лишь в том, что в театре роль предлагает режиссер, а в жизни каждый сам выбирает ее сам, самостоятельно, по своему желанию. Кто-то играет роль оптимиста и жизнелюба, кто-то — неудачника, горемыки, страдальца…

Роли женские и мужские…
Женщины — они в глубине души все актрисы. И редко, когда бывают сами собой. И также как в любом театре: есть актрисы талантливые, есть посредственные. Хорошей актрисе легко обмануть мужчину. И он поверит, что его просто обожают. «Ах, обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад». А если не очень способная, то получится, как в анекдоте. «Посмотрит мужчина на себя в зеркале, а затем, бросив взгляд на красивую молодую девушки в постели, воскликнет: «Это надо же — так любить деньги!»

Все больше становится ролей деловых женщин, которые и «коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут». А что остается делать? Играть роль Золушки можно, если рядом Принц, а Ассоль, если где-то на горизонте мелькнут Алые Паруса.

Мужчины же все чаще стремятся играть роли «суперменов», хотя и «обиженных судьбой» не становится меньше. Они готовы защитить нашу планету от космических пришельцев. Им по плечу любой подвиг. Они — гранитная стена. Ну почему они все чаще отказываются играть роль родного, теплого плеча, к которому так хочется прижаться и забыть о неприветливом мире за окошком? И ради Бога, не предлагайте им роль человека, забивающего гвоздь, чтобы наконец-то хорошо держалась вешалка. Что Вы нашли в этом героического для того, кто готов пожертвовать своей жизнью (или местом на диване перед телевизором) ради какой-нибудь великой цели?

В театре очень часто за артистом, сыгравшим на сцене несколько похожих ролей, закрепляется определенное амплуа. К сожалению, в жизни многим не всегда хватает силы воли, а иногда и просто желания выйти из созданного ими образа. Так и идут они по жизни с маской непонятого гения или печального Пьеро. При встрече с ними нас тоже окатывает серая волна неудовлетворенности жизнью. Сейчас таких людей часто называют «энерговампирами». Вот и роль Дракулы. «Актеры», играющие такие роли, вызывают больше сочувствия и внимания, чем те, кто надел маску Арлекино.

Иногда Жизнь, как безжалостный режиссер, заставляет нас играть роль, к которой мы не готовы и все бы отдали, чтобы отказаться, но она неумолима. Роль под названием Боль, Отчаяние или Одиночество. Сыграть такую роль сложно. Но еще труднее выйти из этого образа. И если до этой роли Вы, в основном, играли лирических героинь, то, затратив на ее исполнение почти всю жизненную энергию, потом годами будете мечтать о роли (а не о маске) веселой (бесшабашную Вам уже не сыграть), жизнерадостной оптимистки. Роли, которая так хорошо удавалась Вам всю жизнь.

Вот так немного поразмыслив, нам придется согласиться с великим английским драматургом Уильямом Шекспиром.

А я желаю вам только положительных и оптимистических ролей в театре под названием Жизнь. А партнером по сцене пусть будет Герой ваших самых заветных желаний.

Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,—
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

В.Шекспир
Монолог Жака из комедии "Как вам это понравится"

Театр

Сказал Шекспир: "Весь мир - театр, а люди в нем - актеры!
Кто плут, кто - шут, а кто простак, мудрец или герой".
А потому, а потому оставьте ваши споры –
Ищите в жизни свою роль, лепите образ свой.

Наш мир - это зал! Наша жизнь - это сцена,
Где смешались смех и слезы, горе и любовь
Но, хоть сотню жизней проживи одновременно,
Будь и оставайся ты всегда самим собой.

Кто славен, кто бесславен - мы не ведаем порою,
Почет и деньги раздаем все чаще наугад.
Смущает лицемерный бес нас дьявольской игрою,
Сменить картину не спешит и объявить антракт.

Но иногда, да, иногда - ведь в жизни все бывает! –
Присвоит кто-нибудь себе украденную роль.
Господь таких, найдя, клеймит... Судьба их раздевает,
И убеждается народ, что голым был король.

И каждый день, и каждый день мы надеваем маски,
И, глядя в зеркало, порой себя не узнаем...
Лишь у себя, наедине, мы можем без опаски
Спросить:" Что в этой жизни мы - играем иль живем?"

Юрий Евсеев

Весь мир театр, а люди в нем актеры:
- Так говорил Вильям Шекспир,
Бывают честные, однако, есть и воры,
У каждого, есть свой кумир.
Много ролей, частей, антрактов,
Много разнообразных сцен,
Много открытий, много фактов,
Много любви, убийств, измен.
Все это есть как в театре, так и в жизни,
Одна душа другой капризней,
Но все они играют и живут,
Из одной чаши воду пьют.
Лишь только мысль одна тревожит,
Никто не пишет нам сценарий,
Быть может это нам поможет
И мы напишем его сами.
Напишем так, как захотим,
Как только сердце нам прикажет,
И мы конечно победим,
Нам сердце верный путь укажет.
Мы все, когда нибудь, умрем
Всему всегда конец приходит,
Ну а пока еще живем,
Пока по чуду свету бродим.
Будем любить, творить, играть.
Мы память о себе оставим,
Нас будут люди вспоминать,
Будут писать о нас стихами!

Разговорился с одной молоденькой выпускницей ПИКа (теперь это - Пермский государственный институт искусства и культуры, о как!), девочкой нервной, трепетной и весьма экзальтированной.
Эта жертва нынешней «Минобразины» битых полчаса «с замиранием сердца» трындела мне о своем преклонении перед актерами, а когда я спросил: «Преклоняешься ли ты перед своим дедом?», она запнулась, и почти не думая, выпалила: «А за что преклоняться-то?» и продолжила.
- Вся жизнь театр, а люди в нем актеры, так что все мы актеры, кто-то более велик, а кто-то менее…

Договорить я ей не дал – взяв за плечи, развернул на сто восемьдесят градусов и отправил восвояси. Только чуть позже пожалел, что не догадался дать ей пинка. Легонького такого, чисто символического, чтобы не зарылась носом в сугроб, но из калитки вылетела, а не выпорхнула. Может, хоть тогда бы что-то да дошло?
Женщине надо очень постараться, чтобы у мужчины возникло желание прикоснуться к ее копчику (озабоченных эротоманов прошу не реагировать – я совершенно не о том сказал, о чем вы сейчас подумали).

Ну, во-первых, меня просто «убила» безграмотность девицы, планирующей в скором времени «просвещать» желающих в качестве искусствоведа (!).
Она не знает (благодаря тому же Минобразу или?), что эта фраза «вся жизнь - театр, а люди в нем – актеры» то ли намеренно, то ли по глупости кем-то элементарно искажена при помощи подмены одного слова другим.
В действительности она звучит так (Шекспир, пьеса «Как вам это понравится»):

"Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них есть выходы, уходы.
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той.
Младенец, школьник, юноша, любовник,
Солдат, судья, старик".

Мир – да, своеобразный театр. Но жизнь - нет.
В ней могут быть разные последовательно идущие роли, от младенца и до старика, но ты физически не сможешь в течение года прожить хотя бы 5-7 ролей – от фрезеровщика до физика, извините. Учиться ведь надобно, барышня, и осваивать, а не имитировать, как это делают актеры.

Меня в «Совдепии» мои учители заставляли мыслить аналогиями, чтобы легче было понять вещи, о которых впервые слышишь или постичь просто не в силах из-за некоей «зашоренности», «замусоренности стереотипами», присущей каждому человеку.
Именно поэтому некоторые вещи мне «расколоть» гораздо проще, чем некоторым представителям современной молодежи, которые не приучены оперировать аналогиями, и даже не совсем понимают, что это такое.
Ну, в общем, здесь речь не о том, это так – ремарочка.

А речь, собственно, вот о чем.
«Барышня-будущий искусствовед» заявила небрежно, что она преклоняется перед актерами, а вот перед своим дедом преклоняться вроде как и не за что. Вот тут действительно полный финиш.

Ее деда я хорошо знал, он умер в 87 лет, будучи, помимо прочих наград, кавалером двух орденов «Красной звезды» и «Трудового Красного Знамени», то есть был героем и войны и послевоенного мирного труда.
И им она не считает нужным гордиться?
Да пусть бы ваш дед был бы хоть обычным окопником и «безнаградным» трудягой, он, что, не достоин того, чтобы вы перед ним преклонили свои «гордые» колени?
Не понимаю я этого.
Хучь убей.
Откуда в поросли человеческой это подмененное сознание, в котором намеренно искажена шкала ценностей?
Почему некоторые просто не хотят думать?
Почему труд актера ценится нынешним обществом дороже, чем труд того же фрезеровщика?
Он что – мудрее вашего деда? Или умнее вас? Или совесть его, брошенная на весы времени, просто зашкаливает?
А вы никогда не замечали, что вы все – замечательные актеры, способные сыграть любую роль?
Что значит – «сыграть, как истинный профессионал»?
Чтобы поверили, как Станиславский?
Так в своей жизни я немало встречал всевозможных мошенников и аферистов, которым верил с первого взгляда.
И Станиславский бы поверил, «похудев» после такой встречи на пару лямов.

Как вам это понравится

Название (оригинал): As You Like It
Жанр: Комедия
Дата написания: 1599-1600 гг.
Переводы:

П.Вейнберг
Т.Щепкина-Куперник (1937)
Т.Щепкина-Куперник (1959)

Примечание:

Монолог Жака - Акт II, сцена 7
Предположительно, роль Адама исполнял сам Шекспир
В другом переводе - "Как вам угодно"

Дата постановок: 1599 г., 1600 г.
Дата публикаций: 1600 г., 1623 г.

Монолог Жака

«Весь мир - театр, а люди в нем актеры»

(Акт II, сцена VII)

Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь, -
Так он играет роль. Шестой же возраст -
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса - кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы -
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

All the world"s a stage,
And all the men and women merely players;
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms;
And then the whining school-boy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin"d,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper"d pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well sav"d, a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion;
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.